Машина выскочила на кольцевую, потом на Щёлковское шоссе. Марина вела уверенно, держа руль левой рукой. Вдоль дороги замелькали деревенские хибары. Максим прикорнул в уголке, стараясь согреться, но мороз проникал в него. Вновь появился озноб, тело трясло. Ледяные щупальца обвили ноги, пробрались к голове и затылку, проползли за воротник рубашки, отбирая последнее тепло у позвоночника. Он дрожал от их липких прикосновений; мышцы и кожа, ощерившаяся мерзкими мурашками, вибрировали, и не было возможности остановить эту тряску непослушного и словно чужого тела. Чтобы не лязгать зубами, пришлось крепко сжать челюсти.

На незнакомом аэродроме их ждали. Машина подъехала к небольшому самолёту, стоящему на лётном поле.

В мозгу Максима под сводами черепа, словно в амфитеатре, прочно обосновался древнегреческий поэт, заунывно декламировавший явную ахинею:

Максим почувствовал, что его усаживают, укутывая в невесть откуда взявшееся жёсткое и колючее шерстяное одеяло. На грани сознания виделись аргонавты, почему-то одетые в пятнистую камуфляжную форму цвета лишайника.

Он задремал, убаюканный стихами неуёмного поэта:

Проснулся от сильного толчка, с которым «Арго» причалил к гавани. Ветер и волны смирили свой грозный рёв. Пахнуло свежестью травы и цветов — тем неповторимым и хорошо узнаваемым запахом, которым земля встречает мореходов. Местные жители в сопровождении нескольких шестируких великанов встречали прибывших в чёрных колесницах, куда Максим был бережно перенесён другом Гераклом. Вновь отправились в путь аргонавты.

В дороге случилось просветление. Сначала он обнаружил, что совершенно взмок от испарины. Озноб прошёл, теперь стало жарко. Он сидел в чёрном джипе зажатый между Мариной и хмурым спецназовцем. И вдруг сообразил, что такое «Форос». «Господи, куда же я вляпался!»

Истекающий потом Максим осознал, что желания всегда сбываются, хотя часто совсем не так, как хотелось. Да и не вовремя. Вот и сейчас: он едет освобождать президента и спасать мир. Всё как мечтал. Но какой-то шутник на небесах расплавил ему мозг высокой температурой, превратив тело в беспомощную тряпичную куклу. Поэтому и роль такая странная — талисман, вроде плюшевого мишки, которого Марина за лапу тащит по лестнице, а он бьётся башкой о ступеньки. Бух, бух, бух. Выдержал бы череп Джеймса Бонда такое испытание?

Последние пару километров ехали по дороге со свежеуложенным асфальтом и остановились у массивных ворот. Глядя на забор, увитый стальной колючкой, подумал, что древние греки до такого не догадались, а проволоку с шипами изобрели уже в Средневековье монахи, как аналог тернового венца. После недолгой проверки документов (всех чужестранцев здесь почитали бродягами) въехали на территорию. Мрамор, античные вазы, кипарисовая аллея, священная роща.

Здесь, в чудо-дворце, зачарованный празднествами и пирами, томится в пышных чертогах пленённый правитель, храня от недругов золотое руно. Максима вновь начало трясти. В разум грубо постучали, и после третьего удара дверь упала. Ворвался знакомый древнегреческий поэт, сменивший тогу на маскировочный халат. В воздетых руках он держал автомат и громко орал, так, что эхо металось внутри черепной коробки:

На дорожке появилась группа неприятельских воинов в доспехах кевларовых, с автоматами.

«Угодили в засаду», — с ужасом понял Максим.

«Кулачный бой!» — вопил в мозгу поэт.

Призвала Марина могучего бога-покровителя в укреплённую на плече рацию. Герои схватились за оружие и выскочили из колесниц, разворачиваясь в цепь. Приготовились воины. Назревала схватка великая, кровавая, беспощадная.

«Сейчас кто-то первый ударит врага, и начнётся бойня, о которой напишет свою поэму летописец прикормленный», — с обречённым безразличием думал Максим.

Время застыло, словно рассматривая то, что ещё не произошло, и размышляя, какой из вариантов следующего мгновения оно примет.

— Дай мне руку, — услышал Максим слова Марины.

— Нам повезло. Один-ноль в твою пользу, — улыбнулась Марина-Медея.

Максим бредил и спорил с Богом. Во рту стоял привкус крови — возможно, он прикусил губу.

«Господи! Почему люди так безжалостно истребляют друг друга и всегда готовы убить, причинить боль, унизить? Говорят, всё в руках Божьих, и мало кто осознаёт, что Ты действуешь нашими руками. Получается, что мы — Твоё самое страшное орудие. Может быть, Тебе нравятся убийства, и кровавые жертвенные ритуалы древности действительно ублажали Тебя? Ты постоянно ставишь человека в такую ситуацию, когда ему кажется, что кроме насилия нет иного выхода. Солдат обязан убивать. А маньяк, режущий в парке женщину? Ведь это Ты вскипятил его мозг до такого состояния! Муж убивает жену, с которой прожил десяток лет, религиозный фанатик взрывает себя на автобусной остановке. Они что, с детства мечтали о таком? Обычно в суде адвокат бьёт на жалость, объясняя, что подзащитного привело к черте трудное детство, плохое окружение, психическая болезнь, но ведь это всё по воле Твоей. Ты, управляя нашим разумом и телом, ставишь нас в ситуацию, когда убийство кажется единственным возможным логичным поступком. И при этом даёшь заповедь „Не убий“? Типичная подстава. Мы, созданные Тобой нервными и психически неустойчивыми, действуя по воле Твоей, оказываемся виноватыми перед Тобой же. Так в древности на флоте матросов в отсутствие скоропортящейся воды поили ромом, но наказывали за пьянство.