Пытаясь унять нервное возбуждение, он выпил целую бутылку водки в одиночку перед выключенным телевизором. Алкоголь не брал, поскольку пришла новая крамольная мысль: «Кто задумывался над простым вопросом: что первично? Жестокая бесконечная Игра, идущая по воле творений Господа, или Бог, создавший эту Игру?

Если принять невероятную мысль, что мы, люди, творим Игру, где существует бесконечная вселенная и даже сам Всемогущий Господь, то, чтобы получить „доброго“ Бога и милосердную вселенную, нам самим следует стать добрее и милосерднее. Кажется, святой Серафим Саровский сказал: „Меняйся сам, и мир изменится“. Неужели святой подразумевал, что мы можем менять Бога? Что если Господь развивает себя нашими руками?..»

Максим сидел трезвый и смотрел на мёртвый экран. Неожиданно краем сознания где-то сбоку он ощутил движение света. Словно кто-то зажёг и быстро выключил торшер. Потом вдруг по комнате пробежал яркий луч, и вдруг этих лучей стало много. Мир взорвался беззвучной вспышкой и волшебным образом преобразился. Максим с изумлением огляделся вокруг.

Комната перестала быть помещением с набором мебели и вещей. Предметы распались на крохотные светящиеся частицы, каждая из которых имела сложную и совершенную форму, похожую на разнообразные снежинки, которые дети вырезают из цветной бумаги. Только насколько великолепнее было то, что он видел сейчас. Дух захватывало от красоты узоров разнообразных кристаллов, сияющих радужными переливами ярких и чистых цветов. Кристаллы переплетались своими лучами и выступами, образуя тонкую кружевную ткань. «Эта ткань и есть материя нашего мира», — понял Максим. Каждая молекула, каждый атом были тем единичным мазком кисти, лёгким касанием гениального Творца, совокупность которых складывалась в общую картину мироздания. Точки вибрировали, словно крылья нежных бабочек на солнце, и от этого весь мир дышал, и было неоспоримо ясно, что каждый элемент здесь — живой, что материя не бывает мёртвой, что вся она пропитана животворящим духом.

Максим поднёс к глазам ладонь и увидел, как сияет, переливаясь искрами, его кожа; под ней ярким рубиновым потоком текла кровь, омывая радужную палитру клеток мышц.

Это продолжалось несколько мгновений, но даже когда сияние исчезло и комната вновь приобрела привычный вид, новые ощущения не ушли. Что-то произошло в сознании. Будто кто-то раздвинул тяжёлые пыльные шторы с окон разума. Окружающая вселенная перестала быть загадочной, огромной и чужой. Это был его мир, за который он, Максим, нёс персональную ответственность. И теперь не имело смысла предъявлять претензии Богу на несправедливость и несовершенство этого мира. Словно повзрослевший ребёнок, он вдруг понял, что родители ждут от него не детских капризных требований и подростковой критики, а соучастия в повседневных делах семьи. Он с восторгом осознал всей душой, всей внутренней крепостью, всем сердцем своим, что Всемогущий Бог и он, Максим, — одна семья, одна сущность. И одно не существует без другого, и всё заключено во всём.

И показалось, что он слышит далёкий знакомый шёпот, словно слабое дуновение лёгкого ветерка: «Сие есть сын мой возлюбленный. В нём моё благоволение…»

Разница во времени между странами иногда создаёт парадоксальные ситуации.

В то время, когда Максим заканчивал завтрак, барон Анри Вальмонт ещё не знал, что вечером у него большой приём, точнее, совещание, на которое соберутся гости со всего мира.

Ранним утром он произвёл конный объезд ровных километровых виноградных рядов, выстроившихся будто солдаты перед военачальником. Нарушители строя отсутствовали, количество листьев соответствовало уставному, ягоды имели правильный окрас. Удовлетворённый, коротко отсалютовал построению и, вернувшись в замок, как всегда, появился в спальне баронессы верхом. У каждого есть вполне позволительные привычки, которые постороннему могут показаться странными. Средневековые лестницы зачастую вместо ступеней имели лишь выступающие рёбра, чтобы копыта не скользили. То есть допускалась возможность после конной прогулки заскочить поприветствовать заспавшуюся жену. В древние славные времена так поступали многие.

Но баронесса Селин не была согласна с этим. Мало того, что ей приходилось мириться с грубостью, вспыльчивостью и невоспитанностью мужа, но терпеть это ещё и от лошади, имевшей такой же необузданный характер, она не собиралась.

Барон утверждал, что появление в спальне жены конным — вековой обычай их рода.

Традиции, конечно, — дело святое, но каждое утро было невыносимо просыпаться под грохот сносимой с петель двери, видеть восторженные глаза хозяина и коня, терпеть забрызганные грязью копыта и сапоги на чистых коврах, слышать их одинаковый смех, точнее ржание. А запах…

Сегодня она встретила сладкую парочку проснувшаяся, умытая, полностью одетая и категорически настроенная хотя бы временно покончить с вековым безобразием. Само мироздание было на её стороне. Информация, полученная ранним утром, говорила, что во вселенной явно не всё в порядке. Если муж займётся возникшими проблемами, то хоть на время оставит близких в покое. Какие же тут скачки в спальне жены, когда мир ждёт, чтобы его спасли? «И наступят времена добрые, когда можно будет блаженно выспаться, не страшась опустошителя лютого и гласа неурочного…»

— Тебе обзвонились, — строго сказала она Анри.

Традиции были смяты, предки с ужасом перевернулись в гробах, вековые обычаи умерли. Конь споткнулся. Барон с удивлением взглянул на жену. Потом легко для своего возраста спрыгнул с лошади.

— Иди, подожди меня в саду, — шепнул он коню.

Тот кивнул и задумчиво вышел, понимая, что происходит нечто неординарное. Но всё же не удержался и в дверях неодобрительно фыркнул, показав своё отношение к изменению заведённого уклада.

— Что случилось, дорогая? — спросил Анри, дружески погладив руку баронессы. Даже сквозь грубую перчатку он чувствовал нежную шелковистость её кожи.

Баронесса привычно достала из туалетного столика заживляющую мазь и, смазав новую царапину на руке, сказала:

— Получена информация, что там, наверху, решили уничтожить человечество!

— Такое бывало, — невозмутимо заявил Анри, стягивая с рук перчатки. — Вспомни хотя бы Всемирный потоп, и это, как его… — барон запнулся, мучительно вспоминая следующий пример.

— Ну?.. — не облегчила ему задачу баронесса.

— Ну, это. Что-то вылетело из головы. Память…

— Другого примера нет, — заявила Селин. — Тот случай был единственным. Более того, Сам обещал, что подобного более не повторится.

— «…Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его; и не буду больше поражать всего живого…» — процитировал Анри слова из Библии. Похоже, память к нему вернулась.

— Верно, — одобрила точность цитаты Селин. — Но, похоже, Всемогущий передумал. И получается, что у человечества серьёзные проблемы.