Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Джей, что случилось? – внутренне приготовившись к худшему, осторожно спрашиваю я.
Он отрывает взгляд от экрана, где показывают старый эпизод «Декстера» и пустым взглядом смотрит на меня.
- Это ты мне скажи. – Он берет со столика газету и передает мне.
Это вечерний выпуск одной малотиражной газеты. На развороте красуется надпись: «Не пора ли сенатору Блейку готовить брачный договор?» и под ней моя фотография с рукой Мати на моем плече.
Сегодня днем меня снимали, а я и не заметила!
- Ну и что? – Я в растерянности смотрю на него. – Джей, это же Матиас. Помнишь, художник? Я вас знакомила.
Джареду не вполне известна степень моих отношений с Мати. Я не рассказывала ему о нашей близкой дружбе из-за того, что до недавнего времени скрывала правду о моих проблемах с наркотиками.
- Согласись, этот снимок смотрится странно, - внезапно оживляется Джаред, поднимаясь. – Его можно расценить двояко.
- Но ты знаешь, что это ничего не значит, - примирительно улыбаюсь я. – Мати только мой друг и клиент, это все. Не понимаю, в чем проблема?
- Серьезно не понимаешь? – Он встает с дивана и кладет руки на пояс.
Я киваю.
- Да. Объясни, что здесь такого страшного?
- Алекс, мы собираемся пожениться. Подобные фото в газетах унижают меня. Я знаю, что тут ничего нет, но люди-то нет. – Он разводит руками. – Читатели, они же избиратели, посчитают меня рогоносцем. Много ли доверия такому человеку? Прости, но ты должна быть более осмотрительной. Нельзя допускать подобное.
Я знаю, что слова Джареда звучат здраво, но все равно чувствую обиду за его выволочку.
- Извини, - тихо говорю я, не глядя ему в глаза.
Я знала, на что шла, когда согласилась стать его женой.
Он опускается передо мной на колени и нежно приподнимает мою голову.
- Ты меня тоже извини, я был резок. Но такое положение дел, понимаешь? Мы всегда, всегда должны быть осторожны.
Я закусываю губу и согласно киваю.
- Ты прав, должны. Всегда должны.
На следующее утро я просыпаюсь очень рано и выскальзываю из постели, чтобы не разбудить Джареда. Быстро принимаю душ, надеваю бежевую блузку без рукавов и синюю юбку-карандаш. Выхожу из дома, окунаясь в утренний туман. У одного из цветочников, который только что открылся, покупаю букет лилий, потом ловлю такси и называю адрес.
Сегодня пятое мая. И хоть утро выдалось туманным, день обещает быть замечательным.
Прекрасный день для дня рожденья.
Я прижимаю к груди свой подарок, и до боли кусаю губы, чтобы не расплакаться.
Нет, только не сейчас, не здесь.
- Приехали, мисс, - объявляет таксист, с сочувствием поглядывая на меня.
Расплатившись, я вхожу в ворота кладбища и поднимаюсь на небольшой холм, где под каштаном находится нужная мне могила.
- Здравствуй, родной. – Я опускаюсь на колени и кладу лилии на могилу, потом тянусь и целую гранитное надгробье. – С днем рожденья, сынок.
Мои пальцы дрожат, когда я провожу ими по выгравированному имени своего сына. Слезы без помех катятся из глаз, и я даже не думаю их остановить. Здесь, в этом месте мое сердце каждый раз рвётся на тысячу кусочков.
- Я принесла тебе медвежонка, Томми, - сквозь слезы улыбаюсь я, прислоняя игрушку к плите. – Хотя, наверное, шестилетние мальчики не играют с плюшевыми игрушками, верно?
Я прикрываю глаза и делаю несколько глубоких вдохов, когда слезы начинают душить меня.
Сейчас, когда деревья утопают в зелени, и каштан усыпан листьями, они заботливо укрывают плиту от жаркого солнца, ветра и дождя.
- Я рада, что о тебе здесь заботятся, малыш. – Я вытираю глаза бумажным платком, приказывая себе не расклеиваться ради сына.
Мой мальчик; мое дитя, которому так и не суждено было сделать первый вдох, лежит здесь. И теперь, где бы я ни была, мое сердце всегда будет стремиться сюда.
Позади себя я слышу шаги. Я знаю, кого увижу, когда обернусь. Но это слишком скоро! Мне мало времени, что я провела с сыном только вдвоем!
Я поворачиваю голову, и наши глаза с Тайлером встречаются.
- Что ты… Что ты делаешь тут? – охрипшим от слез голосом требую я.
Вижу, как его лицо искажает мука, и в глазах вспыхивает предательский блеск.
И когда он открывает рот, его голос сочится болью и страданием.
- Он и мой сын тоже, Лекси.
Тайлер
Я помню день, когда впервые увидел Томаса. Беременность Лекси составляла двенадцать недель, и мы пошли сделать УЗИ. Там, внутри ее был он, наш сын: совсем еще крохотный, но его сердце билось сильно и быстро. Он рос, формировался, чтобы совсем скоро войти в нашу жизнь и остаться в ней навсегда.
То, что должно было случиться. То, что не случилось никогда.
Именно тогда я в полной мере осознал, что вот-вот стану отцом. Что ребенок реален. До того момента он казался чем-то призрачным: то, что нельзя потрогать или увидеть.
Он был таким крошечным, и я подумал тогда, что мог бы положить его на ладонь и удерживать без труда. Позже, когда мы его потеряли, я вспомнил тот день УЗИ; как представлял, что беру его в свои ладони. Если бы я мог, я бы укрыл его своими руками, уберегая от всех опасностей, защищая его.
Но у меня не было такого шанса. Единственный раз мне удалось подержать сына на руках, и к тому моменту жизнь уже покинула Томми.
- Томас был и моим сыном, - повторяю я, когда враждебный взгляд Лекси останавливается на мне.
Я не думаю, что должен оправдывать свое нахождение здесь. Мои права в равной степени с ее правами. Но Лекси всегда считала, будто в день, когда Томми умер, она потеряла больше, чем я.
- Но это не остановило тебя, когда ты бросил его на три года, пока развлекался в Европе, - обвиняющее бросает она, с неприязнью во взгляде.
Я стискиваю зубы, потому что наружу рвутся грубые, злобные слова отповеди. Но я сдерживаю себя, пусть и с огромным трудом. Я вижу, что она не в себе, и после начнет жалеть о сказанном. Так же, как и я, если сейчас выскажу все, что вертеться на языке.
- Ничего не изменилось, - тихо произношу я, разочарованно качая головой. Спустя столько времени она все еще обвиняет меня.
- Что это должно значить? – ощетинивается Лекси.
- Ничего. – Я тяжело смотрю на нее. – Если позволишь, я оставлю цветы, которые принес для сына. Я пришел к Томасу, ни к тебе, и точно не должен ничего тебе объяснять.
Мой голос веет холодом, и я вижу, как лицо Лекси темнеет от сдерживаемой злости.