Наталья усмехнулась и потрепала Шурку по плечу.

— Он больше не «мой Макс», Шурочка. Мы расстались. И ты можешь держать его в своей квартире, сколько захочешь.

— Да что у вас случилось-то!

— Тсс! Не шуми. Ничего такого страшного не случилось. Все расскажу… и покажу, но потом. Давайте сходим на матч и постараемся повеселиться от души.

В туалете Наташка подкрасилась, Шурка покурила, а Катерина постояла рядом, после чего все трое отправились в зал. По площадке уже скакали девчонки с пушистыми шарами в руках — Россия стремительно перенимала западный опыт организации подобных матчей.

Шурка где-то уже раздобыла пиво и теперь аккуратно прихлебывала его, картинно облокотившись на барьер, отделяющий зону зрителей от спортивной зоны. Слева к Шурке неотвратимо приближались ребята с телекамерой, справа — милиционер.

Шурка смотрела только на телевизионщиков и потому в нужный момент замахала Катерине, чтобы шла к ней поближе. Милиционер заступил Катерине дорогу на последнем метре дистанции.

— Па-прашу эта… пройти, в общем. На место.

Катерина мысленно взвыла. Вот так и зарабатывают комплекс неполноценности. Почему именно ее, почему не Шурку! Она же еще даже не дошла до барьерчика.

Сзади раздался жалобный стон Наташки, и милиционер тут же потерял бдительность:

— О, товарищ сержант, как хорошо, что вы пришли! У меня сережка упала, бриллиантовая, и я не могу ее найти, а там сзади сидят какие-то хулиганы…

Сержант выкатил грудь и глаза, расправил плечи и очень грозно посмотрел на зрителей, мирно сидевших у Наташки за спиной, пивших свое пиво и ни о чем предосудительном не мечтавших. Телевизионщики доехали до Шурки и развернули камеру аккурат на нее — и на Катерину, повисшую на барьерчике наподобие мокрой тряпки. Шурка сверкала глазами и зубами, то и дело залихватски встряхивая вороной гривой.

Катерина увидела на большом экране свое изображение — и поспешно отвернулась от камеры. Девочка-даун, все правильно. Рот открыт, глаза безумные, волосы дыбом. Вот у Шурки лифчик из-под футболки вылезает — соблазнительно, а у Катерины — не то футболка мала, не то лифчик велик. Нет, надо завязывать с активным поиском своей второй половины…

В этот момент на ее плечо легла громадная рука, принадлежащая славному сотруднику охранного предприятия. Катерина почувствовала, что сейчас завизжит от злости. Может, ее судьба — охранники и вышибалы? Почему их всех так и тянет к ней?

Она покорно и обреченно повернулась к человеку-горе.

— Извините, вы — госпожа Голубкова?

— Я — госпожа Голубкова. Что плохого я сделала на этот раз?

— Да вроде все нормально. Просто вас приглашают вместе с подругами пройти в ложу для почетных гостей.

— Куда?!

Материализовавшаяся у локтя Наташка совершенно спокойно кивнула громиле.

— С удовольствием. Вы нас проводите, молодой человек?

Короче говоря! Пригласили в ложу Катерину — а в результате она плетется в хвосте! Наташка оплела охранника, как плющ, Шурка уже расцеловалась со всеми телевизионщиками, встреченными на пути, а Катерина тащится сзади и не знает, куда деть пиво…

Охранник распахнул дверь ложи — и навстречу трем подругам посыпалась целая толпа народа. Громогласно радовался Пал Васильич Колобков, бизнесмен из Сибири. Ослепительно и молчаливо улыбался заморский гость Фрэнк Шатлдор. Холодно кивнула из кресла мачеха Марина. Запрыгали и заверещали вокруг Анюта и Виктория. А в самом дальнем углу большой ложи стоял Сергей Андреич Куприянов в чем-то демократичном и неброском, смотрел на одну только Катерину и улыбался так, словно здесь кроме них двоих никого не было.

Анюта затеребила Катерину за руку.

— Это я тебя увидела, я! На большом экране, так клево, скажи? И сказала всем, а дядя Павлик свесился вниз, чуть не упал, и высмотрел вас около площадки. Здорово?

— Здорово! Это Шура. Это Наташа. Мои подруги.

Колобков подобрался и одарил Шурку бархатным взглядом. Наталья грациозно подала руку Фрэнку. Катерина не могла не восхититься той легкостью, с которой ее боевые подруги влились в абсолютно незнакомый коллектив и принялись наводить там свои порядки.

Мачеха Марина негромко и слегка насмешливо окликнула Катерину.

— Садитесь со мной, Катя! Вы тоже любите спорт?

— Да в общем-то, не очень…

— Вот и я терпеть не могу. Надеялась, что у меня будет свободный вечер — Сережа собирался встретиться с Анютой. Но тут наш Пал Васильич позвонил и сбил всех с панталыку.

Катерина смотрела на Куприянова. Куприянов не сводил с нее глаз.

Марина вздохнула и легко поднялась из кресла.

— Что ж, не буду вам мешать. Судя по всему, между вами уже давно идет какой-то напряженный внутренний диалог. Никогда не понимала, как такое может быть, впрочем… пойду с девчонками за мороженым.

Куприянов отлепился от стены и уселся рядом с Катериной. Молча нашел ее руку, сжал дрожащие пальцы. Они оба смотрели прямо перед собой, боясь взглянуть друг другу в глаза.

— Ты как здесь?

— Мы с девчонками собирались искать мне жениха.

— С ума сошла! Зачем?

— Затем, что мне нужно замуж.

— А я?

— А ты должен был поговорить с Анютой о сексе.

— Да, но после того, как ты ушла, я вдруг понял, что ничего по этому поводу Анюте сказать не смогу. И тут позвонил Паша и позвал всех на баскетбол… Мистика продолжается?

— Видимо, да.

— Так ты и в отель, и в спортзал приходила, чтобы…

— Куприянов, замолчи. В твоем изложении я получаюсь развратная женщина, а это не так. Я просто дура.

— Нет, это я дурак. Не надо было тебя слушать в субботу. Надо было хватать и целовать. А потом перекидывать тебя через плечо и тащить к себе домой. Тогда у нас все нормально получилось бы, и завтрак тоже!

— Я бы вырывалась. Наверное.

— Я бы крепко держал. Кать, давай уедем отсюда?

— Нельзя. Это уже будет слишком вызывающе. И потом: тут твоя семья и твои партнеры.

— Но уехать я хочу с тобой. Тебе это ни о чем не говорит?

— Все равно не поеду. Дай посмотреть спортивное мероприятие!

Так они и просидели все это время, держась за руки и не глядя друг на друга. А потом игра закончилась, и выяснилось, что Наташка знает неподалеку очень хороший ресторанчик, где можно поужинать и выпить за знакомство. Шурка кокетничала с Колобковым, била его по могучему бицепсу и кричала басом:

— Рядом с вами, Павлик, даже я чувствую себя Дюймовочкой!

Колобков хитро щурил свои веселые глазки и галантно возражал в том смысле, что он всегда любил корпулентных женщин…