Я изобразил на лице тень улыбки.

— Молодой человек, — мягко сказал я, — вам известно, кто я такой?

— Конечно, известно, — кивнул он. — Ты Скив.

Тот самый злой колдун из замка. И еще мне известно, что ты можешь заставить меня пожалеть о том, что я не то что встал у тебя на пути, а вообще родился на свет. Ты можешь превратить меня в жабу или сделать так, чтобы у меня волосы на голове загорелись, или даже вызвать какую-нибудь злобную тварь, чтобы она разорвала меня на части, если тебе самому не захочется пачкать руки. Ты можешь раздавить меня или кого-то еще, просто чтобы расчистить себе дорогу… но правоты это тебе не прибавит. Может быть, настало время, чтобы кто-нибудь выложил тебе все это, даже если сама попытка будет стоить ему жизни.

Я не мог не заметить, что за другими столиками слова парня были встречены одобрительными кивками и возгласами, и поймал на себе не один мрачный взгляд.

— Хорошо, — спокойно сказал я. — Вы мне это выложили. Теперь скажите, в чем дело.

— Дело в том, что тебе нечего тут сшиваться и клеиться к нашим женщинам. А если попробуешь, то скоро об этом пожалеешь.

В подтверждение своих слов он сильно толкнул меня, и я откачнулся. Мне пришлось даже сделать шаг назад, чтобы сохранить равновесие.

В трактире внезапно стало очень тихо. Тишина повисла в воздухе; все напряженно ждали, что же будет.

Кровь застучала у меня в висках.

Я услышал, как заскрипела скамья, когда Ааз встал из-за стола, и, не оборачиваясь, махнул ему рукой, чтобы он оставался на месте.

— Я вовсе не собираюсь «клеиться» к этим женщинам, ни сейчас, ни в будущем, — сказал я, отчетливо выговаривая слова. — Эта юная леди подошла к моему столику и сказала, что ее подруга хотела бы со мной познакомиться. Я собирался согласиться. Точка. Это все. Я хотел только проявить вежливость. Если, на ваш взгляд, в этом намерении есть что-то оскорбительное для вас или для кого-то еще, я готов от него отказаться.

Я взглянул мимо него на девушек, наблюдавших за этой сценой.

— Всего хорошего, леди, — кивнул я. — Может, когда-нибудь в другой раз.

С этими словами я повернулся на каблуках и пошел к выходу, рассерженный и недовольный, но уверенный в том, что правильно вышел из сомнительной ситуации.

Тем не менее, уже проходя в дверь, я не мог не услышать донесшийся из зала голос того парня.

— И не вздумай возвращаться!

Секрет популярности — уверенность.

В. Аллен

Притормози-ка, партнер. Не забывай, нас с тобой двое.

Я слегка замедлил шаг; Ааз догнал меня и зашагал рядом.

— Ты на меня не обижайся, — произнес он, — но, похоже, этот эпизод тебя расстроил.

— А как, по-твоему, должно быть? — огрызнулся я.

— Не стоит по этому поводу так огорчаться, — легко сказал мой партнер. — Местные жители всегда сердиты на чужаков… а особенно когда с чужаками начинают флиртовать их женщины. Эта проблема стара как мир. Спроси любого солдата или обольстителя. Так что не принимай это лично на свой счет.

Он похлопал меня по плечу, но на этот раз я не был уверен в его правоте.

— Но ведь они так реагировали не просто на какого-то чужака, Ааз. Они реагировали на меня. А я, между прочим, тоже здесь живу. И они, между прочим, это знают. Они знают, кто я такой, они знают, что я работаю в замке, но все равно смотрят на меня как на чужака.

— С их точки зрения ты и в самом деле чужак.

Эти слова меня поразили.

— Как это?

— Подумай, Скив, — уже более серьезным тоном сказал Ааз. — Даже если не обращать внимания на твои путешествия по измерениям, ты все равно не такой, как они. Ты сам сказал, что работаешь в замке… и заметь, ты работаешь не горничной и не подручным на кухне. Ты один из главных советников королевы, не говоря уже о том, что в перспективе можешь стать ее супругом… хотя они тут вряд ли об этом знают. То, что ты день за днем делаешь и говоришь, затрагивает всех и каждого в этом королевстве. Одно это помещает тебя на другой социальный… я уж не говорю экономический, уровень по сравнению с обычными гражданами.

Тут было над чем задуматься.

Мой нынешний образ жизни, если можно так сказать, годами складывался вокруг меня. Сталкиваться с королями и прочими сильными мира сего, вращаться в их обществе стало для меня обычным делом, хотя я никогда не переставал испытывать по этому поводу определенный трепет. Я почти привык к мысли, что все это как бы прилагается к профессии мага. А кстати, много ли магов мне приходилось встречать, пока я рос?

Ааз был прав. Работа в составе нашей команды Отгородила меня от остального мира таким плотным коконом, что все мне казалось уже само собой разумеющимся. Необыкновенное стало настолько привычным, что я уже не сознавал и даже не задумывался, как это все выглядит в глазах простых граждан.

Я резко помотал головой.

— Нет. Здесь не только это, но и что-то еще. Этим людям не нравлюсь лично я.

— Угу, — кивнул мой партнер. — Ну и что тебе с того?

— Как это что мне с того? — вскинулся я, возможно с излишней резкостью. — Ты что, не понял? Я сказал…

— …что ты этим людям не нравишься, — закончил Ааз. — И что?

— Как это «и что»? — возмутился я. — А сам-то ты будто не хочешь нравиться людям?

Мой старый наставник слегка нахмурился, а затем пожал плечами.

— Наверное, это было бы приятно, — сказал он. — Но я об этом как-то не особенно задумываюсь.

— Но…

— И тебе нечего задумываться.

Больше всего поразило меня, с каким спокойствием и твердостью это было сказано. Слова Ааза прозвучали чуть ли не предостережением.

Не пытаясь протестовать, я какое-то время мучительно старался понять, что же это он имел в виду, но в конце концов сдался и помотал головой.

— Я никак не пойму, Ааз. Ведь все хотят нравиться людям, правда?

— В какой-то степени да, — ответил мои партнер. — Но большинство в определенный момент понимает, что это в лучшем случае утопия… как, например, расчет на то, чтобы дождик шел только тогда, когда нам хочется. Реальность такова, что этот чертов дождик идет, когда хочется ему самому, и точно так же всегда будут люди, которым ты будешь не нравиться, что бы ты ни делал. Положительная же сторона всего этого в том, что есть люди, которым ты всегда будешь и мил, что бы ты ни делал.

— Не могу с этим согласиться, — покачал головой я. — Это какой-то сплошной фатализм. Если все так, как ты говоришь, то нет смысла вообще стараться чтонибудь поправить.