Третья группа – итальянские линкоры. У них свой адмирал, здесь без вариантов. Как себя покажут, видно будет. На всякий случай на итальянских линкорах имеются советские офицеры связи, так что можно надеяться, что координацию действий наладить удастся. Но главное, такая структура, когда эскадра состоит из отрядов, имеющих право на самостоятельные действия в рамках общей концепции боя, по замыслу Кузнецова, придавала ей гибкость, которой не могли похвастаться американцы. У Лютьенса подобное как-то проходило – почему же не получится у русских?

Откровенной слабостью эскадры Альянса было отсутствие легких сил. Четыре крейсера – это ничто, а эсминцев у Кузнецова под рукой не имелось вообще. Увы, «семерки», основной тип советского эсминца, не слишком подходили для дальних походов. Да чего там, вообще не подходили. Хороший ход, приемлемое вооружение – но притом сравнительно малый запас хода и отвратительная мореходность. Их создавали на основе итальянского эсминца, совершенно не учтя, что макаронники – излишне грамотные инженеры. И прототип создавался исключительно для условий Средиземного моря, где нагрузки на набор корпуса невелики. Как следствие, первые «семерки» получились малоприспособленными даже к условиям Черного моря, не говоря уже о местах более северных. Впоследствии проект, разумеется, доработали, но все равно корабли получились слабоваты. Да и построили их не так много. Неудивительно, что тащить эти эсминцы к берегам Америки никто не рискнул, да и порядком устаревшие «новики» тоже.

Итальянцы, кстати, не повели через океан не только эсминцы, но и крейсера – хорошо понимали, чем это может кончиться. И пришлось полагаться на помощь немцев, которые оказались куда продуманнее. Но, увы, пока флот держался вместе, все обстояло хорошо, однако, как только он разделился, советско-итальянская эскадра оказалась без прикрытия – немцам, даже с учетом развернувшегося у них массового строительства эсминцев, не хватало кораблей для собственных нужд.

Американцы же тащили с собой не менее двух тяжелых и шести легких крейсеров, да в довесок еще с десяток эсминцев. Тоже немного, кстати, однако никогда неизвестно, какой из камушков станет последним, способным перетянуть чашу весов в свою пользу. Впрочем, сейчас все эти корабли держались возле авианосцев, чтобы прикрыть их в случае новой атаки.

А флагманский линкор американцев упорно продолжал стрелять. Эти умники привыкли воевать богато и снарядов не жалели, вели огонь полными залпами. Кстати, артиллеристы у них оказались хоть и не блестящими (видать, срочно формируя команды для новых кораблей, просто не успели полноценно натаскать их), но и косорукими неучами американцев назвать было сложно, и снаряды ложились уже заметно ближе к цели. «Берет прицел», – равнодушно подумал Кузнецов. Пожалуй, и впрямь пора, а то глупо погибать из-за собственной бравады. Повернувшись, он махнул рукой остальным, и уже через минуту за спиной тяжело лязгнула, отрезая их от остального мира, тяжелая дверь боевой рубки. Позже, вспоминая бой, он отсчитывал его начало именно с этого звука.

Как говорил Суворов, «удивил – значит, победил». Следуя этому правилу, Кузнецов попытался сразу же перехватить инициативу. Обмен ударами с дальней дистанции его совершенно не устраивал – у американцев в этом случае получалось однозначное преимущество в количестве стволов и весе залпа. Поэтому в ту же минуту, когда носовая башня громыхнула в первый раз, начав пристрелку, «Советский Союз» резко принял влево, одновременно начиная ускоряться, повышая ход до полного. Этим, кстати, советскому адмиралу удалось моментально сбить противнику прицел. Своим артиллеристам, правда, тоже, но они только начали, а вот противник уже чувствовал себя уверенно. Последний залп с американского линкора как раз перед началом поворота довольно кучно лег метрах в пятидесяти от борта советского флагмана, но в следующий раз столбы воды поднялись уже дальше – маневр русских американцы безнадежно проворонили.

Увы, максимальная скорость советских линкоров составляла всего двадцать восемь… Ну, если из кожи вывернуться, то на короткое время и при идеальном состоянии обшивки двадцать девять узлов, а маневренность откровенно удручала. И у Нимица было достаточно времени, чтобы осмыслить этот маневр и принять меры для противодействия.

Надо сказать, американский флотоводец размышлял недолго. Маневр выглядел вполне однозначно – попытаться сблизиться и устроить классический кроссинг, чтобы огнем всей эскадры по очереди давить американские корабли. Характеристики советских линкоров ему тоже были известны и не вызывали опасений именно в силу посредственных ходовых качеств. Разумеется, часть американских линкоров выглядела не лучше, скорее, наоборот, однако это компенсировалось резервом дистанции. И сближаться на пистолетный выстрел он не собирался.

Честер Нимиц не был трусом. В иных обстоятельствах он бы, возможно, даже повернул навстречу обнаглевшим русским. А что? Сойтись на контркурсах да проверить, чья броня прочнее. В этой войне такое делали уже не раз. У американских кораблей больше орудий, а бронирование если и тоньше, то не везде и ненамного. На дистанции в две-три мили это уже не играет роли. Итальянцев он даже в расчет не брал – их линкоры заметно хуже вооружены, а экипажи склонны впадать в панику и драпать. Несколько хороших попаданий (а на малых дистанциях они будут), и на макаронников можно не обращать внимания. Недавнее сражение у Панамского канала полностью подтверждало такой ход мыслей. Словом, шансы свои он в такой ситуации оценивал как предпочтительные. Если бы не одно досадное «но».

Нимиц уже знал, что его попытка нанести воздушный удар по немецкой эскадре с треском провалилась. Не знал он только, с каким счетом. То, что немецким кораблям досталось, он не сомневался, а вот какому и сколько – вопрос открытый. И если повреждения не слишком велики, то сходиться грудь в грудь с русскими выглядело не самой лучшей идеей. После такого боя хоть кому-нибудь ход да собьют. А затем подоспеют немцы.

В том, что командующий военно-морскими силами Альянса не бросит союзников, Нимиц не сомневался. Это японцев Лютьенс использовал самым беспардонным образом, а со своими, европейскими союзниками он так не поступит. Даже просто потому, что ему нужны и их корабли, и их солдаты. А значит, он наверняка уже торопится сюда. И связываться с легендарным адмиралом Нимицу почему-то совершенно не хотелось.

В свете таких раскладов его дальнейшие действия выглядели вполне логичными, весьма напоминая маневры, которые совершал в Русско-Японскую войну адмирал Витгефт. Принять влево, сохраняя выгодную для себя дистанцию – да и делу конец. Тем более, американские линкоры благодаря специфической форме носовой части были менее устойчивы на курсе, но зато куда более маневренны, чем советские, и совершать любой контрманевр получалось не в пример легче.

Пожалуй, сейчас у Нимица имелся реальный шанс взять инициативу в свои руки и достаточно легко победить. Он описывал круг намного меньшего радиуса, соответственно легко мог уйти вперед, а потом, резко повернув вправо, сам поставить «палочку над Т». Однако Нимиц предпочел классический обмен ударами. Тоже логично, кстати, провести боевое слаживание эскадры он просто не успел и резонно опасался во время маневров поломать строй. К тому же, судя по поведению эскадры Альянса, там тоже далеко не все обстояло гладко.