Все шло как по маслу: Барту и Александр, как по часам, двигались к месту своей смерти. Развевались плюмажи треуголок, сверкали кирасы драгун, горело шитье на мундирах дипломатического корпуса. Улыбался Барту, натянуто улыбался король Югославии Александр, испуганно цеплялась за его локоть королева, словно предчувствуя беду.

За спиною своего посла прятался капитан Хойхлер. Он выискивал взглядом в толпе убийцу и не находил его. Хойхлера начало охватывать беспокойство, когда вдруг произошло смятение. Процессия остановилась. Убийца вырвался из толпы навстречу автомобилю. Раздались выстрелы. Хойхлер сжал кулаки, ожидая, когда последуют новые выстрелы в спину убийцы. Их не было. Лоб Хойхлера покрылся испариной: неужели террорист будет схвачен полицией?.. Но нет, кажется, все обошлось как нельзя лучше: рассвирепевшие ажаны и драгуны набросились на стрелявшего. Он был затоптан насмерть сапогами ажанов и копытами драгунских коней. Все совершенно бесплатно.

Под первым попавшимся предлогом Хойхлер выбрался из суматохи: нужно было во что бы то ни стало найти того второго македонца, который не стрелял в убийцу. Его нужно было уничтожить. Иначе в живых останется человек, который сможет шантажировать.

Найти улепетнувшего македонского четника оказалось нелегко. Но уйти от рук Хойхлера было еще трудней. В конце концов Хойхлер смог доложить Герингу, что последний участник операции "Тевтонский меч" уничтожен. Все концы спущены в воду. После этого Геринг мог спокойно прибыть на похороны короля Александра. От имени фюрера и рейхсканцлера Адольфа Гитлера и от своего собственного Геринг выразил королеве-вдове глубокое соболезнование в постигшем ее горе.

***

Убийство Барту и Александра было первой крупной акцией гитлеровского абвера с участием Хойхлера.

Он считал, что с этого-то "дела" и начинались его "тесные отношения" со страною галлов. Архивы не сохранили следов дальнейшей деятельности капитана, майора, подполковника и полковника Хойхлера в этой стране. Известно только, что многие донесения по линии разведки и сводки шпионских данных, получаемых в военном министерстве Третьего рейха полковником Куртом Типпельскирхом, подписывались условным шифром Ганса Хойхлера.

Став генералом и утвердившись в положении оккупанта, Хойхлер начал кокетничать своей любовью к галльской культуре, галльским дамам и галльскому вину. Это помогало ему выполнять свою подлинную роль палача, хотя ни один самый кропотливый исследователь и не найдет подписи Хойхлера под приказами о расстрелах заложников и участников Сопротивления. В таких делах, как репрессии, казни, террор, Хойхлер предусмотрительно оставался в стороне.

Гибкость Хойхлера не раз спасала его от неприятностей. Будучи посредником между генералами-заговорщиками, когда провалилось дело "20 июля", Хойхлер не застрелился, как пришлось сделать фельдмаршалу Клюге; не покончил с собой, подобно фельдмаршалу Роммелю; не был повешен за подбородок на крючке, как его непосредственный шеф по штабу и коллега по заговору генерал Штюльпнагель. Быть может, тщательный анализ дел следственной комиссии по заговору 20 июля вскрыл бы истинную причину столь благополучного исхода для Ганса Хойхлера.

Когда живой участник покушения 20 июля прошел чистилище комиссии по денацификации и опубликовал в виде мемуаров свои "Разногласия с фюрером", он стал желанным гостем в штаб-квартире западных союзников. Доктор философии и провокатор, "противник Гитлера" и автор гитлеровской "зоны пустыни", опытный штабист и организатор репрессий, любитель галльского искусства, галльских женщин, галльского вина и галльской крови! Палач, ласкавший коллаборационистов и безжалостно расстреливавший франтиреров.

Можно ли было найти более удачную кандидатуру на должность командующего войсками УФРА, куда входят и галльские части?!

***

Генерал-полковник Ганс Хойхлер не доверяет даже стенам своего кабинета. Союз союзом, дружба дружбой, а кто поручится за то, что Тигерстедт и Баттенбери не подсунули сюда свои микрофоны? То, о чем Хойхлер намерен сегодня говорить со своими агентами, не предназначено для ушей его формальных начальников по союзу УФРА.

Нужны экстраординарные шаги. Вот такой шаг он и предпримет. Он не боится войны. Пусть горе-теоретики любого толка и где угодно болтают что хотят. Жалкие филистеры (да, да, это говорит он, доктор философии Тюбингенского университета!)! Одним из первичных признаков полководца является способность брать на себя ответственность за смелые решения. Для этого нужно мужество. А эти типы, напялив военные мундиры, остаются трусами в душе и проститутками по повадкам. Возведя в неоспоримую истину положение Клаузевица о том, что война — продолжение политики другими средствами, они сделали это основой своей доктрины. Отсюда и их детский вывод о том, что война является крайним средством политики. Даже им, военным профессионалам, оно кажется слишком жестоким в наши дни, чтобы пользоваться им, не введя предварительно каких-то морально-технических ограничений в способы ее ведения. Но он-то, Ганс Хойхлер, думает так же, как думал Карл Клаузевиц: введение в философию войны принципа ограничения и умеренности — полнейший абсурд. Да, потому, что война — это акт политики, доведенный до крайней меры насилия над волей несогласного государства. Хойхлер любил повторять слова Фердинанда II: лучше пустыня, чем страна, управляемая еретиками! Так и только так будет вестись война против русских — ядерная или любая другая. Если еретиков и их ересь нельзя уничтожить иначе, нежели взрывая вместе с домами, вместе с землей, по которой они ходят, превращая в пар реки и озера, — пусть по ту сторону барьера не будет домов, рек, морей, ни самой земли. Но не будет и ереси.

Кто-то писал, будто идеи нельзя убить пулями. Чепуха! Идеи — это прежде всего люди! А людей можно уничтожить или заставить капитулировать и исповедовать идеи, какие нужны победителю.

***

Заложив руки за спину и, как всегда, твердо ступая, Хойхлер прошелся по залам дворца. Приостановился у столика с дощечкой, напоминающей о том, что здесь отрекся от престола Наполеон. А кто нанес императору последний удар при Ватерлоо, как не прусская пехота? Небось душа Блюхера до сих пор лопается от гордости в раю! Но ей предстоит и совсем лопнуть от зависти, когда до небес донесется гул катаклизма, которым он, Хойхлер, в клочья разнесет этот мир слюнявых штафирок.

С перчатками, зажатыми в левой руке, чтобы иметь возможность правой принимать приветствия, Хойхлер вышел на площадь Сольферино. Утреннее солнце ударило в лицо. Он переменил очки на темные и втянул живот. Хотя, ей-же-ей, невозможно сохранить подлинно воинский вид в этой отвратительной робе, в которую пришлось влезть самому и переодеть войска. Попробуй-ка спрятать живот под этой кургузой кофтой!

Хойхлер любил двигаться. Здесь, в волшебных садах Фонтенбло, это удовольствие. Но сейчас у генерала не было времени на прогулку. Он сам сел за руль, чтобы не брать шофера, и направился по парижской дороге. Тот, с кем он хотел встретиться, прилетел в страну под чужим именем. Никто не должен был его видеть и тем более подозревать, что с ним встречается Хойхлер.