С нижней палубы я вышла через заднюю дверь и обследовала конюшню, псарню и хранилище охотничьих ружей рядом с домом. Я гладила бархатные носы лошадей, высовывавших головы над низкими дверцами, чтобы приветствовать меня, с удовольствием вдыхала аромат сена и конского навоза. От холода бока лошадей дымились, но мне воображалось, как мы с Генри поскачем летом по цветущим лугам, в брюках для верховой езды и одинаковых белых рубашках. Господи! Мои фантазии были столь же старомодны, как мир, где обитал Генри.

Я приветствовала распихивающих друг друга, виляющих хвостами черно-подпалых псов, огромную свору.

– Привет, Аркад, привет, Тигрис, – окликала я, полагая, что трое кобелей, с которыми Генри меня познакомил, должны быть где-то здесь, в этой кипящей живой массе. Третье имя я запамятовала. Собаки выглядели счастливыми, безобидными, совсем не такими, как в баскервильской своей ипостаси, когда гнались за Нел. Наобнимавшись с ними, я обернулась и тут-то заметила фигуру на другом конце конюшенного двора.

Этот человек следил за мной, и я сразу же его узнала по росту и громоздкости – Идеал, в куртке с подбитыми плечами, она здорово смахивала на бронежилет – снарядился на стрельбу. С какой стати, если стрельба начинается так рано, как сказал мне Генри, Идеал уже вернулся домой? Он был с головы до ног одет в грязно-коричневое и мшисто-зеленое, в лесу и на болоте отлично мог замаскироваться, но здесь, среди известняковых зданий, торчал будто напоказ. Впрочем, он и не думал прятаться. Знаете, как бывает: встретишься с кем-то глазами, и человек тут же отводит взгляд? Так вот он этого не делал. Стоял и таращился на меня. Идеал, единственный из всех слуг, с кем я встречалась, бродя по дому, не поздоровался со мной, не отвел уважительно взгляд, не прекратил свою работу. Он следил за мной до того, как я его заприметила, и продолжал смотреть в упор. Трудно было понять, не нравится ему мое братание с собаками или не нравлюсь я как таковая. В любом случае от его взгляда становилось не по себе. Я торопливо ускользнула с конюшенного двора, подальше от Идеала.

К тому времени меня слегка потряхивало, отчасти потому, что вощеную куртку я оставила у себя в комнате, отчасти из-за неприятного взгляда Идеала, так что я нырнула в оранжерею (большинство помещений в Лонгкроссе, не только спальни, имели собственные имена, как в игре «Клуэдо», это сильно помогало). В оранжерее было очень тепло, как и следовало ожидать, здесь росли фруктовые деревья и виноград. Я насчитала немало ярких апельсинов и виноградных гроздьев, вызревавших даже в столь позднюю пору осени. Затем я зашла в ледовый погреб, огромное подземное помещение из камня, льда там сейчас не было, только старые санки и коньки лежали, и все же здесь ощущалось дыхание зимы. И было ужасно холодно, так что я вскоре перебежала обратно в основную часть дома.

Там на первом этаже я увидела еще гостиные, куда раньше не заглядывала, с пустыми каминами, и музыкальную комнату. На пианино стояли в серебряных рамках черно-белые фотографии светловолосых мальчиков, это мог быть Генри в детстве, или его отец в детстве, или даже дед Генри. Я забрела в оружейную, ощетинившуюся луками и стрелами, и – самое прекрасное – нашла великолепную библиотеку, просторную комнату, с полками от пола до потолка, сплошь уставленными книгами.

Я люблю библиотеки, люблю этот запах кожи, бумаги и пыли, а эта библиотека оказалась очень хорошей, так что я задержалась в ней надолго. Полированный пол состоял из маленьких, уложенных елочкой плашек. С высоченного, украшенного фреской потолка свисал гигантский канделябр. Пара массивных стеклянных дверей открывалась на парадную часть имения – газон, а за ним могучий фонтан. Над основной частью библиотеки имелась еще одна «палуба», и там еще множество книг, туда можно было залезть по деревянным лесенкам.

Я смотрела на полки и представляла себе, как светловолосый крошка Генри с той фотографии в серебряной рамке карабкается по лестнице к облюбованным томам. Порой, особенно при виде разыгравшихся Пирса и Куксона, трудно было поверить, насколько Средневековцы умны и образованны. А они знали все и обо всем, и мне кажется, тут-то я догадалась, как у них это получилось: когда растешь среди тысяч подобных книг, неудивительно, если и мозг заодно отрастает.

Я пробежалась взглядом по корешкам. Кольридж. Де Квинси. Вордсворт. Саути. Поэты, запомнившиеся мне по урокам английской литературы, их, как и меня, ошеломил Озерный край, и они все писали и писали о нем. Дальше я обнаружила поэтов из других стран – Данте, Бодлера, нашего старого друга Овидия. Некоторое время я просматривала книги, среди них были такие старые, хоть в музей. С другой стороны, Лонгкросс ведь и был своего рода музеем. Я залезла наверх и там тоже осмотрелась. Запах кожи, бумаги и пыли здесь был более интенсивным, словно тут-то и таилось главное сокровище. Я порылась там и на нижней полке вдоль всего уровня, почти скрытой тенью балюстрады, наткнулась на множество книг без названий, только с датами. Ряд за рядом по всему периметру, коллекция черных томов в сафьяновых переплетах, с выдавленными на корешке золотыми номерами. Я провела пальцем по корешкам. По тому за десятилетия, а в совокупности – столетия, от Средних веков до нынешнего дня. Я сначала подумала, что это фотоальбомы, а потом обругала себя за глупость: тогда ведь фотографии не было, дурочка. Только я собралась вытащить один том и полистать, как часы на стене зазвонили и я опомнилась. Так привыкла к тишине библиотеки, что подскочила в воздух примерно на милю и оглянулась на часы.

Полдень – мне пора вернуться в свою комнату и встретиться там с Ларой.

Я сунула книгу обратно. Она встала на место с таким приятным «чпок», и, пока я бежала вниз по винтовой лестнице, часы пробили двенадцать, и я чувствовала себя Золушкой наоборот – в двенадцать часов я обратилась не из принцессы в замарашку, а из замарашки в принцессу. Мир Генри покорил меня, я влюбилась по уши. Как не полюбить мир, свободный от телевизора, «Гугла», «Ютьюба», «Айтюнз», телефонных звонков, писка микроволновой печи? Как не возмечтать о жизни, укрытой от шума и ярости современного мира? А если хочется волнений и азарта, вот же – «ОХОТЪ СТРЕЛЬБЪ РЫБАЛКЪ».

Глава 18

На нижней ступеньке парадной лестницы Лара Петрова, третья сирена, расположилась точно породистая кошка.

Завидев меня, она встала и преградила мне путь, словно охраняя верхние этажи дома. Полуприкрыв льдяно-голубые глаза, она взирала на меня.

– Где ты была? – требовательно спросила она.

– Осматривала дом, – ответила я.

– С какой стати?

Я больше не боялась Лары. Талисман Поцелуя был запечатлен у меня на губах, будто невидимая суперсила из какого-нибудь фильма-комикса. Так что я нахально пожала плечами и неспешно ответила:

– Просто из любопытства, полагаю.

Лара впилась в меня взглядом:

– И что нашла?

Странный, признаться, вопрос.

Я снова подумала о портале в Нарнию и чуть было не сообщила, что отыскала выход в иной мир. Потом вспомнила виденных в библиотеке поэтов.