– Неужели? – Добродушные глаза Флакия расширились, и он скользнул взглядом по скамье, на которой сидели ожидающие своей очереди стричься. – Но это ведь не сапожное ремесло.

Юстус закатил глаза и неподвижно уставился на Флакия, ткнув в его сторону дрожащим от волнения пальцем.

– В наше время нужно уметь не только торговать. Вы, фракийцы, даки и иже с ними, этого не понимаете. У вас нет воображения. Чтобы жить в Риме, нужно иметь мысли в голове.

Флакий развел мозолистыми руками, потемневшими от въевшейся в ладони мельчайшей кожаной пыли. Казалось, вся долговязая фигура сапожника пропиталась запахом кожи, отчего его болезненное лицо приобрело темно-рыжий оттенок, прерываемый сетью мелких трещинок в местах, где лоб Флакия избороздили морщины и складки.

– Мы не можем разбогатеть из-за болезней. Все время болеем, особенно Присцилла. Похоронили четверых детей…

Юстус, чье жилистое тело, по-видимому, никогда не страдало от малярии, холеры, чумы и других болезней, сметающих целые кварталы Рима, был рад высказать свое непреложное мнение по данному вопросу.

– Все болезни от мяса, – немедленно сообщил он Флакию, кивнув головой, когда цирюльник наконец на время оставил его в покое, чтобы поплевать на бритву и наточить ее. – Послушайся моего совета, никогда не бери в рот колбас, сала, даже косточку из супа. И никогда не верь врачам. Ступай к богу здоровья и принеси ему жертву, скажем, раз или два раза в год. Пусть он позаботится о тебе. Не употребляй в пищу тесто, потому что там полно жира. Никогда не ешь в тавернах. Никакой рыбы. Не доверяй пище, если не видел, как ее приготовили. Если постараться, то можно легко избежать всех болезней. Но больше всего опасайся яиц. Я к ним никогда не притрагиваюсь.

– Присцилла обожает яйца. И выпечку, – покачал головой Флакий, сомневаясь, что ему удастся отучить Присциллу от пагубной привычки.

– Это же чистый яд! – заключил Юстус, прежде чем вернуться к тому, что было у него на уме. – Беда в том, Флакий, что ты не хочешь думать. Взять, например, вопрос об изучении характера покупателя… Если бы я не притащил тебя сюда побриться, ты бы совсем опустился. Хорошо, когда умеешь шить башмаки, но, чтобы продать их, нельзя выглядеть как старый козел, больной чесоткой. Послушай, что я тебе скажу…

– Убирайся отсюда! – заорал цирюльник, сделав бросок вперед, сопровождающийся угрожающим щелчком ножницами и нацеленный на осла, который тащился по улице слишком близко к стене и успел сбить горшок с горячей водой, принесенный мальчиком-рабом и поставленный под рукой. Оружие цирюльника не могло причинить вреда, потому что осел был невидим под огромной кучей соломы, торчали только уши и четыре ноги, однако возница не на шутку разъярился.

– Убери с дороги свои грязные горшки! – завопил он. – Кто дал тебе право занимать всю улицу? Ты, старая обезьяна! Блоха прыгучая! Оставь-ка в покое почтенного осла, а то я пройдусь дубинкой по твоим плечам! Ты, уличная шавка, как ты смеешь повышать голос на знатных людей?

– Я тебя раскрою! – рычал цирюльник, щелкая ножницами в воздухе. – Ты что, слепой? Это был новый горшок, он стоил серебряную монету. Я вырежу ее из твоей шкуры!

– Драка! Драка!

На улице собиралась толпа, оживленная предстоящим развлечением. Но осел, не обращая ни малейшего внимания на людские страсти, продолжал свой путь, так что возница был принужден поторопиться за ним вслед.

– Послушай меня, – начал Юстус, воспользовавшись удобным случаем, – никто не захочет ходить к цирюльнику, который нападает на людей с ножницами. Но разве цирюльник старается умерить свой пыл? Посмотри на этого человека и на этого… Они не брились уже больше недели! А все почему? Цирюльник их распугал.

– Это я отпугиваю людей? – Цирюльник, которого лишили возможности подраться, набросился на Юстуса, чьи громкие замечания вызвали улыбки на лицах прохожих. – Я тебе покажу! Я тебе нос отрежу!

Цирюльник схватил бритву, но Юстус уже вскочил и сбросил на пол простыню:

– Брить не надо. Я просил только постричь. Вот тебе медная монета за труды. Не трать на меня время, посмотри, сколько вокруг волосатых лиц. Вот хотя бы этот. Только посмотри на него! Кто-нибудь скажет мне, есть у этого человека лицо или нет? Э, нет, хочешь улизнуть? Не выйдет! Вот так-то лучше. Ведите его сюда. Отнесись ко всему со смирением. Да есть у него лицо, друзья мои? Ну, теперь вы видели! Тебе нечего бояться, приятель. Скоро все узреют твой лик. – Бережно развернув простыню, Юстус обернул ее вокруг шеи своей жертвы и усадил на стул усмехающегося и покорного бородача.

– Старина Юстус! Все тот же!

– Кто это? – Юстус уставился на крупного мужчину с волосатой грудью и окладистой бородой. – Твой голос мне знаком, но из-за этой густой растительности… Неужели это Деметрий? Ты следующий! Флакий, подвинься! Отлично, друзья мои. Усадите его. Будешь следующим.

Прежде чем осчастливленный цирюльник полностью отдался своему деликатному ремеслу – бритью без использования масла и мыла, прежде чем успел кого-нибудь порезать и воспользоваться мягкой тканью для остановки крови, Юстус заполнил скамьи рабочими, которые не очень охотно, но в общем со смехом принимались удерживать от бегства новичков. Бедный Флакий, которого почти вытеснили, сделал незаметное движение к дверям. Однако Юстус остановил его.

– Бесплатное бритье для моего друга, – царственно заявил он. – Имей терпение и подожди до конца.

– Что, заработал деньжонок, Юстус? – наклонился к нему Деметрий, которому не терпелось поболтать.

– Мог бы, – с холодным величием ответил Юстус, – но он умер.

– Этого и следовало ожидать! – захохотал Деметрий, ткнув соседа локтем под ребра. – Ай да Юстус! Всегда говорит, что заработает завтра, а не сегодня. А все почему? Он слишком благороден, чтобы шить обувь.

– Обувь может шить каждый, – хмуро ответил Юстус, – я же сумею ее продать.

– Но он умер! – Деметрий снова захохотал.

Остальные жертвы Юстуса с радостью приняли участие в общем веселье.

– Кто умер? – Цирюльник опустил руку с бритвой и обернулся, крепко держа свою жертву за нос, чтобы она не убежала.

Деметрий отер глаза ладонью:

– Да скворец Юстуса! Он учил эту птичку говорить каждому покупателю: «Удачи!» Юстус сказал, чтобы разбогатеть, ему теперь нужно много башмаков на продажу. Он хотел, чтобы я их для него шил!

– И я бы их продал, – упорствовал Юстус, – я так упорно занимался с этой птицей. Это стало моим любимым занятием. Я мог бы продать все твои башмаки, и тебе не пришлось бы больше тратиться на своего раба и лавку. Ты бы стал богачом!

– Но скворец-то умер! – Деметрий никак не мог успокоиться.

– Знаете, – извиняющимся тоном произнес Флакий, когда до него дошел смысл разговора, – думаю, я нужен Присцилле в лавке. Она не любит одна снимать мерки.

– А как же бесплатное бритье? – Юстус схватил Флакия за руку. – Смотри, цирюльник уже побрил одну щеку и никаких царапин. Какой мастер! А ты будешь бриться бесплатно. Неужели не можешь подождать?