Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разговор о сегодняшнем состоянии нашей культуры – всегда тяжелый разговор. И особенно тяжел он потому, что мало каких перемен и сдвигов к лучшему удается добиться. Ненавистники России твердо и неуклонно следуют своим курсом. Вопреки всем голосам протеста, словно не слыша их, делают черное свое дело. Но все же: не слишком ли и эти голоса слабы? Не должны ли Союз писателей России, другие патриотические организации более громко и требовательно выражать свой протест? А иногда, возможно, использовать не просто заявления, а какие-то другие формы борьбы.
Например, я знаю, что в Угличе собираются поставить памятник… русской водке. Работы небезызвестного Эрнста Неизвестного. А следом уже появляется идея памятника в Суздале соленому огурцу. А в Ульяновске – букве «Е». Разве не понятно, что все это значит? Но есть же, наверное, в Угличе, Суздале, Ульяновске разумные люди и настоящие патриоты, которых должно возмущать то, что происходит. Наверное, есть они и в местной власти. Так вот, если бы Народно-патриотический союз или тот же Союз писателей их соединил и поднял на реальное противодействие кощунству и издевательству?
– Наверное, можно и Союзу писателей протестовать против «произведений искусства», о которых вы упомянули, в виде памятников русской водке и суздальскому соленому огурцу. И Союзу писателей, и НПСР. Но писательская организация России все последнее десятилетие не столько занимается творческой работой (хотя совещания молодых литераторов проводятся регулярно), сколько работой державно-духовно-цементирующей, – по склеиванию и собиранию народа, «единоутробного», разметанного реформами и развалом Советского Союза. Мы провели выездные пленумы в Чечне и Приднестровье, в Омске и Орле, в Петербурге и Якутске, а также пленум на колесах от Москвы до Владивостока в юбилейном, в честь столетия Транссиба, поезде. И многое другое. А ведь Союз писателей теперь – это всего лишь общественная организация, на тех же правах, что и общество любителей соленого огурца, сшибающая копейки для проведения мероприятий, которыми должны бы заниматься, но не занимаются государственные органы. Его и президент наш в упор не видит. Мы не жалуемся, но на все, что перевернуто теперь с ног на голову в мире нравственности, духовности и культуры, в мире человеческих отношений и общественного служения, наших силенок не хватает. Все-таки главное наше дело – литература.
Да и что такое все эти бросающие вызов нормальному вкусу памятники огурцам и бутылкам, точно так же, как театральные изнасилования пьес Чехова и Вампилова, Островского и Шекспира (а их сотни и сотни на просторах России), точно так же, как страсть снимать штанишки во всех областях культуры?.. Что это такое, как не грибы поганки, для которых наступил сверхблагоприятный климат?! Свалишь такую поганку в одном месте – она лезет в другом. Благодатная почва для их произрастания создается и Министерством культуры в Москве, и департаментами культуры в городах и весях. Культура сознательно превращается в свою противоположность – в убийцу культуры. Лучшее из нее вынуждено перебираться на небольшие и шаткие острова в этом половодье грязи и яда и влачить там жалкое существование. И покуда государство не опомнится и не разберется, что за «культура» произрастает и удобряется ныне в России, кому она служит и какие семена сеет, эти «культурные» безобразия не прекратятся. Либеральное общество с удовольствием погрязло в них, а общество патриотическое до сих пор организовано слабо и никак не может понять, почему, с какой стати в его стране торжествуют извращенные вкусы и вся идеология строится на издевательствах и перечеркивании всего, что до сих пор шло нам на пользу.
А ведь их, этих преобразователей культуры, этих культуртрегеров, победителями назвать нельзя. Победители угомонились бы, а эти по-прежнему ведут себя как диверсанты.
Вот последний пример.
В конце декабря хоронили Бориса Александровича Рыбакова, академика, историка, которого знает весь мир, великого гражданина и патриота России из когорты самых прославленных. День, когда прощались мы с Б. А. Рыбаковым, пришелся на 15-летие со дня смерти Андрея Тарковского. Замечательный кинорежиссер, ничего не скажешь, эмигрировавший в 80-е на Запад, что и сплело ему в окончательном виде лавровый венок. Ни слова в тот день не сказано было России о кончине ее верного сына, академика Рыбакова, но раз за разом разносились слова Тарковского, якобы из предсмертного завещания: «Ни живым, ни мертвым в Россию я не вернусь». Так ему насолила Россия. В конце концов это воля Тарковского, где ему лежать, но зачем же снова и снова в отместку России повторять слова, сказанные, вероятно, в нездоровье, и навечно делать из них его «визитную карточку»?!
Эх, бесстыдники, и на шею России сели, и все вам неймется, все надо жалить ее и жалить!
– А замечаете ли вы, Валентин Григорьевич, как все больше разъединяются наши области, города, наши люди? Невозможно стало простому человеку поехать или полететь не только с Дальнего Востока в Москву и обратно, а и в гораздо более близкие пределы. Сохранялась связь через почту, но теперь и она рвется. Письма идут все дольше, а зачастую совсем не доходят. И это в компьютерный, электронный век! Но ведь далеко-далеко не все перешли на общение через Интернет, далеко не у всех есть такая возможность. А вот обычную-то, «традиционную» почту, швырнув ее в дикий рынок, просто уничтожают…
Поделюсь очень горьким для меня фактом, которым тоже запомнится минувший год. В Приморском крае, в городе Партизанске, умер мой старый друг. И вот узнал я об этом лишь девять месяцев спустя! Сын его писал мне трижды – и ни одно из этих писем не дошло. Можете себе представить? Только четвертое письмо, посланное в конце года, что называется, достигло адресата.
Не знаю, знакомо ли вам чувство, которое у меня стало постоянным. Чувство неуверенности, когда я посылаю очередное письмо. Даже заказное. Нет уверенности, что оно дойдет, так же как нет уверенности, что до меня доходят посланные в мой адрес письма. Потому что многие, точно знаю, не доходят! Тарифы на почтовые отправления растут, но условия, в которых трудятся почтовики, не улучшаются, а ухудшаются. В результате ухудшается доставка корреспонденции. То есть всем плохо – вот он, рынок! А в перспективе (да уже скоро, наверное) нас ждет повременная оплата за телефонные разговоры, и тогда многие наши старики, пенсионеры в городах окончательно будут оторваны друг от друга.
Согласитесь, ведь все это делается вполне сознательно! Политика такая…
– Это не только политика разъединения областей, краев, отдельных людей, но прежде всего политика окончательного разделения общества на богатых и бедных. Богатые в наш электронный век пользуются электронной почтой, которая молниеносно доставляет их послания по нужным адресам. Это бедные вынуждены идти на обычную старую почту и пользоваться ее архаическими услугами. Но, помните, в советское время корреспонденция доставлялась ежедневно, в любые праздники и будни, дважды на дню. Это было неукоснительным правилом, соблюдающим, так сказать, приоритет гражданина. И вот теперь… Не знаю, как в иных местах, а наше почтовое отделение на Старом Арбате в Москве отдыхало в Новогодье с 31 декабря по 7 января, с одним лишь рабочим днем 5 января, конечно, ненатужным. Новогодняя корреспонденция где-то лежит неразобранными ворохами: она же для людей второго сорта! Из Москвы в Москву отправил мне товарищ поздравление, написал, должно быть, что-то очень уж сердечное и звонит: получил? Прошло три недели – не получил. Вероятно, не получу. Или получу еще через две недели. Вот и ваш друг – ведь он же умер? Ну, узнали вы о его кончине спустя девять месяцев, – ну и что? Ни в вашем, ни в его положении это ничего не изменило, а до наших человеческих чувств никому никакого дела нет. Нас убедили, что богатые тоже плачут, но плачут они золотыми слезами, с нашими, горькими и солеными, они ничего общего не имеют.