Кэсси хотелось бежать без оглядки от этого страшного осуждения, от жуткого понимания в глазах Айви. Но тут давление, сжимавшее ей грудь, стало невыносимым, не осталось больше воздуха, совсем не осталось, красно-белая кухня закружилась вокруг все быстрее, и ее накрыло волной непроницаемой тьмы.

* * *

Какое-то время тишина была абсолютной и такой мирной, что у Кэсси возник соблазн остаться в ней навсегда. Где-то там, за гранью спасительной темноты, притаились чудовища, кошмары наяву, с которыми ей так не хотелось снова столкнуться. Но потом кто-то позвал ее по имени, нарушив тем самым мирную тишину, и она поняла, что придется ответить.

– Кэсси?

Она открыла глаза и испытала невероятное облегчение: обморок не лишил ее сил и не истощил их. Оказалось, что она лежит на софе в очень строго и чинно обставленной гостиной. Бен сидел на краю софы рядом с ней и держал ее за руку.

Кэсси машинально попыталась вырвать руку, но тут же поняла, что по-прежнему не может прочесть его мысли. Зато рука у него была теплая.

– Говорил же я тебе, она оклемается, – проворчал шериф, занимавший соседнее кресло.

– Как вы? – спросил Бен, внимательно вглядываясь в ее лицо.

– Я в порядке.

Он помог ей сесть, но не выпустил ее руку и не отодвинулся, пока не убедился, что она на самом деле полностью пришла в себя. Тогда он сел рядом, повернувшись к ней лицом, чтобы удобнее было за ней наблюдать.

– Может, расскажете нам, что случилось?

– Я не знаю, что случилось. Знаю только одно: такого раньше никогда не бывало.

– Чего раньше никогда не бывало? – язвительно осведомился шериф. – Вы сообщили нам, что кровь стала алой, после чего очень грациозно рухнули в обморок прямо на грудь Бену.

Кэсси пропустила мимо ушей явственно прозвучавшую в его последних словах издевку, но, отвечая, устремила взгляд на него, а не на Бена:

– Я увидела, как кровь стала красной и свежей, видела даже, как она капает со стола на пол. А потом, всего на минуту, я увидела Айви Джеймсон. Она сидела на полу, прислонившись спиной к ножке стола, ее платье стало красным от крови. Она смотрела через всю комнату прямо на меня... смотрела с упреком.

– Та-а-ак. В чьей голове вы побывали на этот раз?

– Я не знаю. Как будто я вошла в помещение секунду спустя после ухода убийцы.

– Как вы это объясняете? – спросил Бен.

– Я не могу этого объяснить. Если только...

– Если только что?.. – подхватил шериф. Кэсси задумчиво смотрела в пространство.

– Если только это не был кто-то другой. Я хочу сказать, что какой-то человек, не убийца, несколько минут стоял здесь в дверях сразу же после убийства. Кто-то, с кем я бессознательно вступила в контакт, сама о том не подозревая. Возможно, я... воскресила чье-то воспоминание.

Шериф недовольно поморщился:

– На мой взгляд, у вас что-то чересчур много контактов, леди. Вы меня совсем запутали.

Не обращая на него внимания, Бен спросил:

– Это был Мэтт? Его мысли вы и раньше читали, может, вы взяли эти образы из его восприятия, когда он впервые прибыл сюда и увидел ее?

– Я не знаю. – Кэсси взглянула на шерифа. – Если не считать того, что тело увезли, кухня осталась в том же виде, в каком вы ее застали?

– Почти. – Он не стал уточнять, в чем именно произошли изменения. Кэсси встала:

– Мне надо посмотреть еще раз.

– Вы уверены? – встревожился Бен, поднимаясь вслед за ней. – Стоит ли рисковать еще раз?

– Я уверена.

Она решительно прошла в кухню и остановилась прямо за порогом, как и в первый раз. На этот раз мужчины остались у нее за спиной.

Кэсси сосредоточенно обвела взглядом пол, стены, мебель.

– Ее тело было вон там, у того угла, что ближе к плите. В двух шагах... во-о-он там... лежал нож. Нож для разделки мяса, весь в крови. – Ее взгляд медленно скользил по кухне. – На крови отпечатались следы ног рядом с задней дверью, но... следов на этой стороне комнаты не было. Вот все различия, которые я вижу.

– Значит, в первый раз вы видели комнату не глазами Мэтта, – подытожил Бен. – Я правильно понял? Она обернулась к мужчинам.

– Нет?

Бен пристально посмотрел на шерифа.

– Нет. Следы на этой стороне кухни были оставлены родственниками Айви, когда они обнаружили тело. До того, как позвонили Мэтту.

– Значит, я видела комнату до того, как они вошли.

– Я тоже так думаю.

– Значит, до них на месте преступления побывал кто-то другой.

Шериф хмуро взглянул на нее.

– А почему не сам убийца? Он мог там стоять. Если во всей этой трепотне вообще есть хоть слово правды.

– Я не думаю, что это был убийца. Я его не чувствую... так, как раньше. По правде говоря... я вообще почти ничего не почувствовала. Никакой конкретной личности.

– Тогда почему же вы так уверены, что в кухне побывал кто-то еще?

Кэсси задумалась, но в конце концов бессильно покачала головой:

– Я не знаю. Просто... методом исключения. Мне никогда раньше не удавалось подключиться к месту. Чтобы так ярко увидеть то, что уже случилось... для этого мне надо было смотреть чьими-то глазами, оперировать чьими-то воспоминаниями. Кто-то стоял на этом самом месте, прямо в дверях. После того, как миссис Джеймсон была убита, но до того, как сюда прибыли ее родственники.

– Многие люди, пережившие клиническую смерть, – задумчиво заговорил Бен, – впоследствии рассказывали, что покидали свое тело, задерживались рядом и смотрели на себя со стороны. Существует ли возможность, что вы видели картину смерти Айви ее собственными глазами после убийства?

– Байки из склепа, – мрачно прокомментировал шериф. – Просто дрожь берет.

Бен продолжал смотреть на Кэсси.

– Это возможно?

– Я не знаю. – Она была согласна с шерифом. Действительно, жутковатое предположение. – Если так, то для меня это впервые.

– В любом случае, – снова вмешался Мэтт, – для нас это не представляет интереса. Нет ни единого намека на то, что до прихода родственников в доме Айви находился еще кто-то, кроме нее и убийцы. А между тем у меня на руках три трупа и город, охваченный паникой. Если вы не можете сообщить мне чего-то по существу, я, пожалуй, вернусь к своим испытанным старомодным методам расследования и попытаюсь найти ублюдка, пока он не прикончил еще кого-нибудь.

– Только две вещи, – сказала Кэсси, кивнув в знак согласия. – Перед тем... перед тем, как он убил Джилл Керквуд, он кое-что ей сказал. Он сказал: «Больше ты никогда не будешь надо мной смеяться».