Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насчет того, что паста должна быть теплой, эти злоумышленницы, похоже, знали: парни, первыми попавшие под раздачу, ничего не почувствовали и не проснулись. А вот что касается второго правила… Ну, не знаю: лезть вглубь палаты, как сделала сейчас одна из девчонок — это надо либо на спор, либо охотиться на кого-то конкретного…
Из-под опущенных ресниц я не без интереса наблюдал, как, остановившись совсем рядом со мной, неизвестная смельчачка склонилась над моим соседом, Толиком Степановым, и осторожно поднесла тюбик к его лицу. Выдавилась густая паста — дефицитная, двухцветная. Толик слегка поморщился, девочка испуганно отпрянула, но Степанов не проснулся.
Выждав пару секунд, ночная гостья вернулась к прерванному занятию, нанеся на лицо своей жертвы еще несколько извилистых мазков. Затем, как видно, этим удовлетворившись, повернулась ко мне. Протянула руку с тюбиком…
Стремительным движением я ловко ухватил негодницу за тонкое запястье.
— Ай! — тюбик выскочил из пальцев незнакомки и со стуком упал на пол.
Дружно взвизгнув, подельницы попавшейся в мой капкан девчонки с топотом бросились в коридор. Рванулась было к выходу и моя пленница, но безуспешно: держал я ее крепко.
Парни заворочались, кто-то поднял голову, кто-то ощупал лицо:
— Черт! Меня, кажется, намазали! Какая сука?!
«Вахмурка» зажег фонарик — он еще вечером им хвастался перед другими «миньонами» — посветил по сторонам:
— Ого! — луч сета выхватил из темноты нас с пленницей — и прежде, чем невольно зажмуриться, я узнал Яну Казанцеву, одетую в тонкую пижаму в цветочек. Еще один просчет: идя «на дело», могла бы и накинуть на себя что-нибудь посущественнее, не столь легкомысленное!
— Попалась, птичка! — злорадно усмехнулся Вовочка.
— Это она нас мазала? — спросил кто-то.
— Вот, паста валяется! — поднял с пола полупустой тюбик разбуженный шумом Толик.
Яна снова попыталась вырваться — и с прежним нулевым результатом. Да и куда ей было бы уже бежать? Путь к отступлению незадачливой мазальщице всяко перекрывали те же «Кржемелик» с «Вахмуркой».
— Что будем с ней делать? — спросил Санек Завьялов.
— Теперь она наша рабыня! — заявил Вовочка. — Чтобы освободиться, должна исполнить три желания! Таков ночной закон!
Серьезно? Лично я подобного правила не помнил.
«Я тоже такого не знаю, — подтвердил проснувшийся уже какое-то время назад Младший. — В позапрошлом году у нас такого точно не было».
«То есть ее тупо разводят?»
«Может, ее, а может — нас с тобой. Но вообще, не факт: раз попалась — должна как-то поплатиться…»
— А можно одно желание — но три раза? — хохотнул между тем «Кржемелик».
— Три на десять не делится! — в свою очередь заметил Степанов.
— Еще как делится! — веско заявил «Вахмурка». — Пусть для начала покажет сиськи — чтобы всем было видно! Это, типа, будет первое!
Яна уже не дергалась: мне кажется, она была готова рухнуть в обморок. Бедная, перепуганная девочка… И принесло же ее на мою голову!
Как бы то ни было, пришла мне пора брать ситуацию под контроль.
— Минуточку! — возвысил голос я. — Что это вы тут размечтались? Вообще-то, это моя добыча!
— Но измазала-то она меня! — не к месту заявил Толик.
— А поймал ее я!
— Справедливо, — что-то по-быстрому прикинув, рассудил Вовочка. — Решать, что с ней делать, должен Резанцев! — объявил он.
«Я правильно понимаю, что…» — начал было Младший.
Я разжал удерживавшие запястье Казанцевой пальцы:
— Уходи. Быстро!
— Что? — растерялась она.
— Что?! — не понял «Кржемелик».
— Что?!! — вторили им остальные.
— Я вправе решать — и я решил: пусть уходит! — провозгласил я и подтолкнул Яну кулаком в худое бедро. — Ступай, пока не передумал!
Судорожно кивнув, девочка качнулась к выходу, уже на втором шаге перейдя на бег. Остановить ее никто не попытался, но стоило Казанцевой скрыться в коридоре, как раздался ехидный голос Михеева.
— И что это сейчас было за кидалово? Она, вообще-то, наших парней измазала! И вот так вот просто ушла безнаказанная?
Палата разом притихла.
Однако ответ у меня был готов. Своего рода:
— Короче, анекдот. Сидит на берегу реки рыбак. День неудачный: ни фига не клюет. Он уже махнул рукой, налил себе стопарик, только собирался опрокинуть — как вдруг поплавок дернулся. Рыбак подсекает — на крючке ма-а-аленький такой карасик. Да еще и сорвался — и прям в рюмку. Рыбак сплюнул, брезгливо, двумя пальцами, достал карасика из водки — и выбросил в реку. И тут как прорвало: поклевка за поклевкой, только успевай вынимать… И вот, полное ведро пойманной рыбы, и одна из них — жирный такой лещ — говорит остальным: «Ну, карасик, ну, провокатор: “Наливают! Отпускают!”»
Когда я умолк, еще несколько долгих секунд в палате стояла полная тишина, затем Ант хрюкнул — раз, другой — и, уже не сдерживаясь, заржал. Словно получив разрешение, залились смехом и остальные.
— Резанцев, да ты чертов гений! — выдал сквозь хохот Михеев. — В самом деле: на что там у этой плоской, как доска, Казанцевой смотреть? — объяснил он собственное новое понимание ситуации остальным. — ДСП есть ДСП!
«ДСП? — не понял я, к чему это он. — Для служебного пользования?»
Ну не древесно-стружечная плита же!
«Девочка совсем плоская», — подсказал мне забытую расшифровку Младший.
— А поверят в нашу доброту — в следующий раз, может, придет кто-нибудь поаппетитнее! — продолжил между тем Ант. — Абашидзе или Трефилова — вот там есть за что ухватиться! Ну а нам уж останется не зевать!
Если кто-то и усомнился в реальности озвученного им плана — по мне, так за секунды, проведенные в плену, Яна наслушалась от моих соседей достаточно, чтобы никогда уже не заподозрить нашу вторую палату в коллективной доброте — возражать Михееву никто