могу быть полезен. Но мы с женой всегда чувствовали между нами пропасть. Она девочка из добропорядочной семьи, и я – разбойник и хулиган… в прошлом. Много, много всякого было у меня в прошлой. Евдокия свидетельница, не даст соврать, разное у меня в жизни случалось. Но такого страха я никогда не испытывал. Такой холод на душе, словно уже смерть за мной пришла. Стоит, скалится, нет, не дождешься! Я так просто не дамся!

И в стену полетела бутылка. На сей раз стекло не разбилось, ударившись о старинный гобелен, место которому было в каком-нибудь музее, бутылка упала на пол. Когда сыщики, шокированные новой выходкой хозяина, обернулись, то обнаружили его уже храпящим за столом, к которому он привалился всей грудью. Чиновник пускал слюни и пьяно ругался спросонок. Меньше всего он сейчас был похож на сотрудника Министерства культуры. Костюм культурного человека, который он сумел на себя напялить и таскать все эти годы, расползался прямо у них на глазах.

Но один Рудольф Антонович не остался. Тут же в кабинете возникли охранники, которых было много. Двое проводили сыщиков к выходу. А оставшиеся под белы руки нежно и бережно проводили пьяно бормочущего свои проклятия хозяина куда-то в дальние помещения, наверное, повели в опочивальню. Богатый и влиятельный чиновник был сейчас одинок и беззащитен, как самый ничтожный из подданных великой страны.

Оказавшись на улице, Фима с Арсением какое-то время жадно вдыхали свежий воздух.

– Не знаю, как у тебя, а мне просто противно.

– Гадко!

– Вроде бы взрослый человек, должен соображать, но поведение оставляет желать лучшего.

– А еще к нашей культуре примазывается! Гнать таких некультурных надо!

– Ага! Такого прогонишь, пожалуй. Ты же слышала, как он к родственникам своей жены подмазывался. Кучу детей настрогал. Каждого женил повыгодней. Через них тоже новыми родственными связями обзавелся, прежние укрепил. Ты что! Такой клещ! Его так просто из тела общества и не выковыряешь.

– Ничего. И на него управа найдется.

– Похоже, уже нашлась. Ты видела, как он перетрусил!

– Если только это все была не игра на публику, с целью убедить нас с тобой в его невиновности.

– Вряд ли. Напился он знатно.

– Одно ясно, бумаги Евдокии – это он к рукам прибрал.

– И чтобы там ни крылось, мы этого уже никогда не узнаем.

– Не верю, чтобы Евдокия была настолько легковерна и легкомысленна, что не предусмотрела этого хода своего любовничка. Он же не зря распинался, как они с Евдокией были душевно близки, сколько друг про друга всякого разного дерьма знают. Если уж он успел за время знакомства изучить свою Евдокию вдоль и поперек, то и она тоже его хорошо изучила. Женщине такое даже легче сделать. У нее глаз и острее, и приметливее.

– Спасибо за комплимент, – поблагодарила Фима. – И к чему ты клонишь?

– Если Евдокия предусмотрела такой ход своего противника, то она должна была предпринять ответные меры. Она хотела обнародовать бумаги, которые хранила в банковском сейфе и которыми через своих подручных уже завладел Чинарев. Что она должна была сделать, чтобы минимизировать последствия этого его шага?

– Создать резервную копию!

– Вот-вот! И значит, где-то имеется второй пакет бумаг Евдокии, столь опасных для положения Чинарева.

– Прямо сгораю от нетерпения узнать, что там в этих бумагах! Очень хочется знать, что он там в молодости накуролесил!

– Судя по всему, куролесили они вдвоем с Евдокией. Чинарев не случайно упомянул, что публикация этих бумаг стала бы катастрофой и для самой Евдокии.

– Но ей-то теперь уже все равно, а отомстить хоть после смерти ей хотелось. Если она считала, что Чинарев собирается ее убить, то спланировала свой ответный посмертный удар по его репутации и положению в обществе. Этакая рука возмездия.

– И как же нам с тобой этот компромат разыскать? Где покойница могла его спрятать?

– Об этом может знать только тот, кто был с певицей очень близок.

– Муж?

– Нет.

– Любовник?

– Возможно, но вряд ли. К Никите она относилась потребительски поверхностно. Для статуса ей требовался молоденький паж, Никита эту роль играл более или менее сносно. Но говорить о том, что между ними существовало большое чувство, невозможно.

– Тогда кто этот хранитель тайны?

– Протеже, за которого Евдокия всячески хлопотала.

– Егор?

– Что-то у меня есть сомнения в искренности тех показаний, которые нам дал господин Чинарев.

– Если так, то настоящее имя протеже Евдокии господин Чинарев нам вряд ли назовет. Все, что касается личности Евдокии, вызывает в нем какую-то повышенную возбудимость.

– Возбудишься тут. Дамочка заложила под его трон настоящий пороховой снаряд и держала в руках запаленный бикфордов шнур, который до сих пор еще тлеет.

– Хочешь сказать?..

– Если мы сообразили, что в тайну может быть посвящен ее протеже, то и Чинарев об этом уже подумал. И может статься, что этому человеку грозит опасность. Если к Евдокии ее старый любовник еще питал какие-то сентиментальные чувства, что, впрочем, подозрений в ее убийстве полностью с него не снимает, то к ее протеже у него ничего, кроме сильной неприязни, не было. И вполне возможно, что, когда мы протеже найдем, будет уже слишком поздно.

– Тогда нам надо поспешить!

Но легко сказать, опередить людей Чинарева было тем трудней, что у тех были кой-какие данные на юношу, о котором так хлопотала покойная актриса, а у сыщиков практически ничего на него не было. Где искать? Куда бежать? В каком направлении рыть землю?

– Ладно, все равно прямо сейчас мы ничего сделать не можем. А если это Егор, то он сейчас находится в относительной безопасности.

– Предлагаю взять паузу и немного передохнуть. Лично у меня уже ум за разум зашел.

– Отличная идея!

– Заодно и перекусим.

– Тогда приглашаю к себе, – сказала Фима. – Мне сообщили, что тетушка Римма сегодня утром появилась у нас в гостях. А ты знаешь, если тетушка Римма дома, то смело можно рассчитывать на что-нибудь вкусненькое.

– Кстати, а как там продвигается личная жизнь твоей очаровательной тетушки? Скоро их свадьба с этим ее адвокатом?

– Пока не знаю. Арон Наумович в связи со свадебными расходами переживает острый приступ своей обычной прижимистости. Тетя говорит, что он все подсчитывает, как сделать, чтобы свадьба принесла бы им с тетушкой максимальную пользу и уж точно не ввела бы в убыток. Тетушка говорит, что у него уже все стены в спальне увешаны сводными таблицами и какими-то графиками.

– Он что, надеется получить со свадьбы какую-то материальную выгоду?

– Это же Арон Наумович. Он не был бы самим собой, если бы не просчитывал все шаги наперед и не