Нынешний Вильжюиф, как и соседний Кремлен-Бисетр, является истинным городом медицины. На улице Вайян-Кутюрье расположен, вероятно, крупнейший в Европе раковый центр, входящий в систему Французского центра научных исследований (CNRS, нечто вроде российской Академии наук). В городке множество научных лабораторий (в одной из них занята исследованиями мозга и моя собственная супруга – исследования настолько сложные, что не кончатся, видимо, и в новом тысячелетии, так что не надо терять голову).

Следует напомнить, что в 20–40-е годы XX века, когда с такой беззаветностью работали русские эмигрантские организации помощи соотечественникам, у Русского Красного Креста были свои больницы, амбулатории, санатории, инвалидные дома и прочие учреждения. Щедро жертвовали на них и русские меценаты (те, кому случай помог сохранить деньги). В 1923 году, благодаря пожертвованию графини Елизаветы Владимировны Шуваловой, в городке Вильжюиф была открыта русская хирургическая больница. И благодаря усилиям профессоров Алексинского и Сиротинина, а также врачей Маршака, Крессона, Лясковского, Овена и целого коллектива русских сестер милосердия, удалось создать замечательную больницу. Просуществовала она до Второй мировой войны, с началом которой не только больница, но и вся русская эмигрантская жизнь во Франции развалилась…

В городке Вильжюиф есть, конечно, и старинная церковь, иные из ее элементов восходят к XIII и к XV векам, однако прогрессивный Вильжюиф особенно гордится своей новейшей архитектурой – построенной еще до войны в стиле кубизма стеклянной Школой Карла Маркса и прочими шедеврами модерна. Названия вроде Школы Маркса, улиц Вайян-Кутюрье, Луи Арагона, Ленина и прочих коммунистов вам могут напомнить, что это уже «красный пояс» Парижа, где коммунисты часто бывают у власти в мэриях.

Упомянутый выше городок со странным названием русско-английского происхождения Кремлей-Бисетр (Kremlin-Bicêtre) стоит почти что на границе Парижа. Известно, что в 1290 году эта земля была куплена епископом Винчестерским, который исполнял обязанности английского посла в Париже. Он и построил здесь дворец, который, не мудрствуя лукаво, назвал Винчестер. Тех, кто слышал когда-нибудь, как звучат в устах французов даже русские имена, нисколько не удивит, что мест-ные жители почти сразу стали называть это место Бишестр, а потом еще ближе к французскому – Бисетр. К тому же и посла из Винчестера скоро след простыл: началась англо-французская война, имение было конфисковано, потом сгорел дворец. Еще столетие спустя землю эту купил дядя короля герцог дю Берри, который построил тут великолепный замок и наполнил его произведениями искусства. Впрочем, через десять лет замок этот был разграблен и сожжен вооруженной бандой под предводительством мясника Кабоша. Руины могучего замка простояли почти два столетия и были окутаны легендами о всякой чертовщине, о знатоках оккультных наук, вызывавших тут по ночам самого дьявола. Летописцы сообщают также, что в дневное время женщины легкого поведения завлекали сюда легкомысленных прохожих, с тем чтобы облегчить их кошельки. Поговаривали также, что ночуют здесь разбойники, всяческие бомжи и маргиналы. В начале XVII века парижский издатель Никола Александр выпустил брошюрку с завлекательным названием: «Памятные и устрашающие события в замке Бисетр близ Парижа. С явлением духов и призраков, обитающих в подвалах и комнатах оного замка».

В 1632 году король Людовик XIII перевел сюда из города лечебницу, основанную Генрихом IV, а затем она была объединена здесь с еще одной, довольно крупной больницей, каковое королевское благодеяние было воспето Скюдери в специальной оде:

Больница эта принимала в своих стенах нищих, неизлечимо больных, умирающих, старых, убогих, так что другой тогдашний виршеписец, отличавшийся менее возвышенным направлением мысли и слогом, те же перемены описывал несколько иначе:

С XVIII века Бисетр разместил вдобавок ко всему пересыльную тюрьму с «черными» и «белыми» карцерами: в «белых» свет все же брезжил слегка, но узники, как и в «черных», были цепью прикованы к полу. До 1792 года сюда ссылали и детей, правила для которых предусматривали: «Пороть по два раза в день вплоть до особого распоряжения». Распоряжения о прекращении порки так и не поступало, зато в славном революционном 1792 году последовала кровавая резня, когда озверевшая толпа ворвалась в тюрьму. То же происходило тогда и в других тюрьмах Франции, так что революция действует на толпу озверяюще. Впрочем, воздержимся от подробностей, тем более что и тюрьма эта, и больница описаны сидевшим в здешней психушке фурьеристом Журне и такими мастерами слова, как Гюго и Ламартин.

В эпоху Реставрации к изуродованному английскому названию пригорода прибавилось изуродованное русское – Кремлей, то есть Кремль. Вскоре после славных наполеоновских «Ста дней» какой-то из уцелевших героев бесславной наполеоновской экспедиции в Россию открыл под больничной стеной кабак с экзотическим названием «По возвращении из Кремля». В кабаке этом, если верить мемуарным запискам, бойцы вспоминали минувшие дни и отца-императора, который так лихо вел их от победы к победе и вот – привел под больничную стену. Легенда утверждает, что прямо из этого кабака подземный ход вел в больницу, где ярые сторонники Наполеона прятались от нового террора, на сей раз белого. Местечко это, окружавшее и больницу, и Кремлей, и Винчестер, в конце концов выделилось в особое поселение с экзотическим названием, и в нем сохранились кое-какие памятники бесславной его старины, вроде Дворца Кровопролития, казематов, карцеров и больничных резервуаров…

Как и в недалеком Вильжюифе, здесь немало больниц и прочих приютов человеческого страдания. Так что иной раз, заслышав, как немолчно воет под окнами парижской квартиры карета «Скорой помощи», мчась к южной заставе города, я говорю доченьке:

– Волокут какого-то бедолагу в Кремлевский Винчестер, а то и в Еврейский Город. Помоги им, Господь.

А она отвечает со всем оптимизмом своих двадцати лет:

– Что ты, папа, беспокоишься? Понатыкают им трубок во все жилочки, непременно довезут живыми умирать…

Шатенэ-Малабри Дом Поэта и салон мадам Рекамье • Парк Со • Городок Бур-ла-Рен

После поэтических воспоминаний о возлюбленной Гюго никто не обязывает нас честно плестись к тому самому месту (в пригородном Антони), где провонявшую реченьку Бьевр навечно уведут во мрак подземелья. Никто… От воспетой классиком деревни Жуи-ан-Жоза или идиллического местечка Бьевр, где разводят нынче клубнику, а некогда жил великий фотограф Надар, никто не помешает нам своевольно повернуть к северо-востоку или к северу и за четверть часа добраться до городка с поэтическим «каштановым» прозвищем Шатенэ-Малабри (Châtenay-Malabry, a «шатен» как раз и будет по-французски «каштан», легко запомнить, если у вас жена шатенка). Раньше в этом городке трудились огородники да цветоводы, а теперь кто ж может жить в такой близости к Парижу – все те же труженики метрополиса, да еще и не из бедных. В городочке тихо, рядом парк Волчьей Долины, поблизости парк Со и лес Верьер – в общем, зеленый городок (только не забредайте ненароком в хрущобный район Красного Холма, хотя, думаю, вы уже сыты красным и не забредете).