– Так, – ответили уже все четверо разом.

– Назовем нашу девушку Наташей, счастлива она будет со своим мужем, любовь их прежде сложилась, потому нерушима будет.

И глядя, как чуть опечалились обе сестренки при виде влюбленной пары, добавила:

– А вы, красавицы, не кручиньтесь да не грустите. Месяца не пройдет, как вы свою судьбу встретите.

Поблагодарили ее близнята, потом все четверо в пояс ей поклонились, и старушка исчезла, как и появилась, тем же манером. Стали готовиться к свадьбе, закатили пир на весь мир. Вот на этом-то пиру и встретили девушки свое счастье. Проезжали мимо в эту пору два богатыря, два брата близнеца. Конечно же, их на пир и зазвали (пир-то на весь мир был). Глянули они на сестриц, а те на них – враз полюбили друг друга до гроба.

Со свадьбой долго не тянули, после той свою тут же и отгуляли.

В давние, даже очень и очень давние времена, когда все было не так, как теперь (и даже наука не знает с точностью об этих временах), появился в одном лесу странный зверек. Был он обличием и повадкой похож на волка, даже выл волком на луну, да только шерсть его была пушистой и чуть с рыжеватинкой – совсем как у лисы. И в мордочке его было что-то лисье – остренькое и мелковатое. Никто не знал, откуда он пришел, где его род и стая, как он жил до сих пор. Да и он по большей части помалкивал, держался особняком, присматривался, принюхивался, а потом вдруг взял да и явился туда, где по неписаным лесным законам проживали лисы, и запросился прибиться к их местам.

Собрались лисы на совет и долго судили-рядили, брать или не брать пришельца, но как-то в едином мнении не сошлись и сказали ему, что хоть он и напоминает чем-то их племя, но все же только напоминает, полной схожести нет, так что совсем уж лисой его считать нельзя, а потому пусть живет рядом, гнать его не будут, но и к себе не пустят.

Выслушал он все это, промолчал, а потом вдруг подался к волкам, в волчью стаю. Так, мол, и так, хочу быть волком, возьмите меня к себе. Волки тоже собрались на совет, позвали зверька, стали расспрашивать, откуда он, такое чудо, и что ему за охота волком считаться и волчью жизнь вести, хотя все знают, что она не из легких. Зверек и тут хотел отбояриться да увильнуть в сторону, но не вышло. Волки народ прямой, хитростей да шуток не понимают, им либо правду говорить надо, либо вон пошел, и это еще не худший вариант. Вот и пришлось зверьку раскрыться.

– Я, – говорит, – родился далеко отсюда, не сразу и найдешь, мать моя – лисица, а отец – волк. Как это вышло и почему так получилось, этого я, братцы, вам не скажу, потому что и сам того не знаю.

Видать, с любовью не поспоришь. Но и родители мои были не из тех мест, где я родился, а пришли туда опять же не знаю откуда. Знаю только, что их из родных стай выгнали и они еле ноги унесли от лютости родственников. Жили мы трудно, бедовали, в лесу одним прожить нелегко без поддержки соплеменников, да и звери разные обижают таких вот одиночек; так что я, как только подрос, так и подался лучшей доли искать, вот к вам и забрел. А уж коль забрел, то надо, как всем порядочным волкам, жить в стае, один-то я уже нажился. Сыт по горло.

Волки все это выслушали и начали совещаться. Вроде отец – волк, и сам очень на волка смахивает, опять же на луну воет совсем по-волчьи, но вот беда: окрас не тот, и уж очень пушист – видно, в мать свою, в лисицу, да и мордочка лисью породу выдает, куда уж тут денешься. Так что как с ним быть, ума не приложишь. И волк вроде, а в то же время и не волк. Но тут поднялся самый старый из стаи, и был он немногословен.

– Вреда нам от него никакого, а лишний клык в битве с врагом пригодится, тем более что врагов у нас много. Пусть живет, но пищу сам себе добывает, на нас не надеется.

Так непонятного зверька пустили жить в волчью стаю, но волком его не считали, а считал ли он себя волком, этого толком не знал никто.

Долго ли, коротко ли так продолжалось, но все же немало весен сменило зиму, и задумал наш зверек жениться. То ли время приспело, то ли жить одному трудновато, но только возьми он да и посватайся к какой-то молоденькой волчице, и бац – отказ. Вот тебе и на! Он к другой, и там отказ. Он к самой захудалой да облезлой, но и тут ничего не вышло. Скандал был, почитай, в каждом логове, а уж в семействе той самой облезлой и вовсе бедлам. Невеста рыдает, (известное дело, девкам всегда, во всякие времена лишь бы замуж выскочить, а там будь что будет, все лучше, чем вековухой жизнь коротать).

Родители туда-сюда бегают, лаются:

– С ума сошла, дуреха непутевая. Разве мы эту породу знаем? Да и что хорошего может получиться, если он и не волк, и не лисица? Здесь хоть все повадки и нравы знакомы, знаешь, чего ожидать. А от этой помеси одна непредсказуемость. Будет свои хитрости за твоей спиной плести, как паутину, а мухой-то ты окажешься. Глазища свои-то раскрой, может, увидишь, куда лезешь. У самой ума нет, хоть родителей слушайся.

Вот так и не получилось у зверька обжиться в волчьей стае. А потому через какое-то время посватался он к молоденькой лисичке, уж не к самой раскрасавице, а сразу к вековухе. Но и тут облом приключился. В лисьей норе все точь-в-точь как в волчьем логове получилось. Невеста ревмя ревет, а родители места себе не находят, суетятся, тявкают в злобе:

– Что, жить тебе надоело, дуре старой? Замуж захотелось – в волчью пасть? Пусть он сто раз твердит, что у него мать – лисица, отец-то – волк, волком и он сам остался. Сожрет он тебя однажды, как пить дать сожрет.

И дальше все в том же духе, в том же роде. Зверек уж не осмеливался больше сунуться со своим сватовством ни в одну лисью нору. Покрутился, покрутился возле мест обитания лис да и исчез. А заодно и из волчьей стаи. Поговорило об этом зверье, пошумело, поспорило и забыло. Потекла жизнь по-прежнему, у всех забот – полон рот. Как каждый день брюхо набить – вот что самое важное, а остальное так, мелочи, ерунда, ничего не стоящая.

Зверек же ушел, прямо сказать, в никуда, ушел, потому что никем и ничем в тех местах не дорожил, никто и ничто его не привязывало, что тут сказать? Вольный ветер, куда хочу – иду, где хочу – живу. Ну и еще надежда у него все-таки была, что где-нибудь он да и прибьется, не будет до старости одиночкой по лесу рыскать, кто-то родной и ему на склоне лет кусок принесет да от врагов защитит. Ради этого стоило и постараться. И зверек старался, шел и шел, и, казалось, конца этому не будет. Но на то и сказка, чтобы в ней чудеса приключались. Вот и с нашим зверьком чудо приключилось.

Забрел он в совсем дикие и очень холодные места, мы бы сейчас сказали, совсем на севере оказался. И лес был непривычный, хмурый и тяжелый, и зверье какое-то диковинное. Спрятался он в кустах и глядит во все глаза. Что это за порода такая, не поймешь? Пушистые, остромордые, как лиса, а цветом шкуры на волка смахивают и из себя вроде покрупнее, чем лисы, будут. Долго лежать в кустах он не стал, решил счастья попытать еще раз и выскочил навстречу одному из них. А тот ничего, не испугался, не рассердился, доброжелательно на него посматривал своими бусинками-глазами и хвостом пушистым приветливо помахивал. Пригляделся наш бедолага к этому хвосту, мать честная, да ведь этот хвост точь-в-точь как у него. Ну да, конечно, и мордочка остренькая, мелкая, и рост, и пушистость, и окрас – все это почти такое же, как у него. Вот чудеса-то!