Жаком Жозефом по прозвищу «Носовый Жак», вернули его искалеченному лицу человеческий облик. Хотя шрамы от ожогов все еще были видны на щеках и лбу, ему посчастливилось сохранить зрение. Волосы на голове также постепенно начали отрастать. Но прежде всего он был полностью поглощен своими обязанностями управляющего имением. Даже больше, чем профессия офицера, эта работа была словно специально создана для него. Он весь день был в дороге, заботился о полях, лугах и скоте, торговал с крестьянами, соседями, лесопромышленниками и с окружной администрацией, а вечером даже успевал вести бухгалтерские книги.

Элизабет знала, что спасла ему жизнь, переехав в Померанию. Жизнь изуродованного войной калеки без перспектив профессионального будущего и без гроша в кармане не пришлась бы Клаусу фон Хагеману по вкусу, рано или поздно он пустил бы себе пулю в лоб. Элизабет это чувствовала, именно поэтому она сделала ему такое предложение. Клаус быстро раскусил ее любовь к Себастьяну Винклеру, в таких делах он был наделен верным чутьем. Но он вел себя корректно, ни словом не обмолвился о ее визитах в библиотеку. Супруги фон Хагеман соблюдали традиции, они спали на старых резных супружеских кроватях, где когда-то спали дядя и тетя. После того как Клаусу сделали вторую операцию и его новый нос немного зажил, он временами заявлял о своих супружеских правах. Элизабет не противилась – зачем? Он все еще был ее мужем, а также хорошим и опытным любовником. К сожалению, мужчина, о котором она мечтала, не делал никаких попыток соблазнить ее. Себастьян Винклер сидел наверху в библиотеке и писал свою хронику.

– Хрустящую косточку, Лиза? Лучше возьми с ней две клецки. Красная капуста с яблоками и копченым беконом….

Остальное она уже не слышала. При виде полной тарелки, которую тетя Эльвира поставила перед ней, Элизабет вдруг стало плохо. О боже – ей ни в коем случае не нужно было пить вино до дна. Она подняла взгляд и заметила, что празднично накрытый стол с горящими свечами и сверкающими бокалами начал кружиться перед глазами. Она видела только коричневого жареного гуся, которого Клаус поддевал разделочным ножом и острой вилкой. В бессилии она вцепилась пальцами в свисающую белую скатерть. Только бы не упасть в обморок. Или – что было бы еще хуже – вырвать прямо на полную тарелку.

– Тебе нездоровится, Элизабет? – услышала она голос свекрови.

– Я… я думаю, мне нужно немного свежего воздуха.

Ее руки были холодны как лед, но головокружение немного утихло. Ясно было одно: если придется еще долго видеть и нюхать этого жареного гуся, с ее желудком случится что-то ужасное.

– О… Может, мне лучше пойти с тобой, дорогая? – спросила госпожа фон Трантов, которая сидела рядом с ней.

По ее тону можно было понять, как ей не хочется отрываться от своей тарелки. Но Элизабет отказалась.

– Нет-нет. Продолжайте ужинать. Я сейчас вернусь.

– Выпей лучше водки или сливовицы, это укрепит желудок.

– Большое спасибо, – вздохнула Лиза и поспешила покинуть гостиную.

Уже в прохладном коридоре ей стало лучше. Как приятно было двигаться, а не сидеть за праздничным столом, зажатой между едящими и пьющими спиртное людьми. Впрочем, кухонные запахи, витающие здесь, ей тоже не понравились, она открыла входную дверь и вышла на заснеженный двор. Одна из собак проснулась и начала лаять, следом в сарае начали гоготать гуси, затем домашний скот снова успокоился. Элизабет вдохнула в легкие холодный, чистый зимний воздух и почувствовала, как стучит ее сердце. В свете двух фонарей, висевших справа и слева от входа, она могла видеть разыгравшуюся метель. Ветер гнал снег в сторону усадьбы, и было видно, как белые сверкающие сгустки срываются с крыши сарая и клубятся по двору. Холодные хлопья опускались на ее разгоряченное лицо, щекотали шею и декольте, путались в заколотых волосах. Это было необычайно красивое и величественное зрелище. Ее желудок успокоился, приступ тошноты прошел.

В конце концов, все произошло только потому, что эти люди ужасно действовали ей на нервы. Здесь было принято по праздникам приглашать соседей и самим наносить визиты. Немногочисленные землевладельцы в округе вели довольно одинокую жизнь на равнинной местности в течение всего года – так что, по крайней мере, праздники должны быть светским и кулинарным событием.

«Ты привыкнешь», – сказала ей тетя Эльвира.

Но между тем богато накрытые столы, постоянные разговоры о слугах и деревенских жителях, а главное, бесконечные охотничьи истории с каждым годом отталкивали Лизу все больше и больше. Это был не ее мир. С другой стороны, а где был ее мир? Место, которое было предназначено для нее в этой жизни?

Она прислонилась спиной к деревянному столбу крыльца и скрестила руки на груди. Рождество на вилле – как давно это было. Ах, без папы никогда больше не будет так, как в ее детстве. Сегодня, в первый праздничный день, они наверняка все сидели в красной гостиной в веселой компании, конечно, там был Эрнст фон Клипштайн, а также Гертруда Бройер – свекровь Китти. Возможно, также ее золовка Тилли. Мама писала, что Тилли уже сдала экзамен по физике в Мюнхене, важный промежуточный шаг к государственному экзамену. Тилли была одной из немногих женщин-студенток медицинского факультета, она была амбициозна и твердо решила стать врачом. Лиза глубоко вздохнула. Бедная Тилли. Наверное, она все еще втайне надеялась, что ее доктор Мёбиус однажды вернется из России. Возможно, она так старательно училась только потому, что доктор поощрял ее к этому в те давние времена, когда они вместе работали в лазарете. Он был хорошим парнем, этот доктор Ульрих Мёбиус. Хороший врач и приятный человек. Когда они отмечали Рождество в лазарете, он так красиво играл на фортепиано…

Мари была единственной, кого действительно можно было назвать счастливой, с горечью подумала Лиза. У нее был ее любимый Пауль, ее милые дети, а теперь еще и ателье, где она шила и продавала одежду. На самом деле, это несправедливо, что у одного человека было так много, а остальные остались с пустыми руками. Но, по крайней мере, у Тилли было ее медицинское образование. А у Китти была маленькая дочь и ее живопись. Но что было у нее, Лизы? Если бы она хотя бы забеременела, но даже в этом счастье ей было отказано злой судьбой. Лиза почувствовала, как внутри нее поднимается знакомое, отвратительное чувство, что ее обделили, но изо всех сил старалась не обращать на него внимания. Это ни к чему не приводило, а только затягивало еще глубже. Кроме того, от него появляются уродливые морщины