Вдруг она вздрогнула от неожиданности, потому что за ее спиной открылась входная дверь.

– Вы простудитесь, Элизабет.

Себастьян! Он стоял на пороге и держал ее пальто так, что оставалось только его надеть. Мрачное настроение сразу же исчезло. Он беспокоился о ней. Он специально встал со своего места рядом с Йетте Кункель, оставив навязчивую соседку за столом, чтобы принести ей, Элизабет, теплое пальто.

– О, как вы внимательны. – Она позволила ему накинуть теплую одежду на ее плечи.

– Ну, мне нужно было выйти, и когда я шел через коридор, то увидел вас, стоящую у двери на снегу.

Ясно. Ну, это было не так романтично, как она полагала. Но все же. Было приятно почувствовать его руки на своих плечах. Пусть и ненадолго, потому что, накинув на нее пальто, он тут же сделал шаг назад. Это раздражало – неужели у нее проказа? Чума? Он мог бы хотя бы на мгновение задержаться рядом с ней, склониться к ее шее и запечатлеть поцелуй на обнаженной коже… Но такие вещи Себастьян Винклер делал только в ее фантазиях. К сожалению.

– Это очень неблагоразумно с вашей стороны, Элизабет. Вы можете подхватить воспаление легких, если выйдете разгоряченной из теплой комнаты на холод.

Теперь он еще и читает ей нотации. Как будто она сама этого не знала!

– Мне нужен был свежий воздух… Я плохо себя чувствовала.

Она расстегнула пальто на груди, притворяясь, что у нее все еще кружится голова. И действительно это сработало. На лице Себастьяна сразу же отразились сострадание и забота.

– Обжорство, которое здесь практикуется, крайне вредно для здоровья. И еще алкоголь, особенно этот русский шнапс, который пьют как воду. Вам нужно немного прилечь, Элизабет. Если хотите, я провожу вас наверх по лестнице.

Если бы Клаус сделал такое предложение женщине, исход был бы ясен с самого начала. Но Себастьян вежливо проводит ее вверх по лестнице и попрощается у двери спальни, пожелав ей скорейшего выздоровления. Верно? Ну, стоит попробовать.

– Что ж, я думаю, это хорошее предложение.

Они уже вошли в дом, как дверь в гостиную открылась и в прихожей появилась Йетте Кункель в сопровождении двух девушек Трантов.

– О, какой снег! – воскликнула Йетте. – Разве это не волшебно, как ветер гонит перед собой белые снежинки?

– Ветер в зимнем лесу гонит стадо снежинок, как хозяин, – декламировала одиннадцатилетняя Гудрун.

– Сказать надо было «пастух», а не «хозяин», дорогая Гудрун, – с улыбкой поправил Себастьян. – Ведь он, ветер, гонит стадо. Поэтому он должен быть пастухом.

Себастьян был учителем душой и сердцем и редко упускал возможность научить кого-то чему-то новому. Но он делал это с симпатией, подумала Элизабет.

– Да, точно, пастух. Пастух снежинок. – Гудрун засмеялась.

– Может, пойдем на улицу? Сейчас так хорошо на снегу.

Ее сестра покрутила указательным пальцем у виска и спросила, не сошла ли Гуди с ума.

– Но это замечательная идея! – воскликнула Йетти. – Я возьму свое пальто. И сапоги. Пойдем, Гуди…

Сумасшедшие женщины, подумала с раздражением Элизабет. Ночная прогулка по имению посреди метели. Надо же было придумать такую глупость! И конечно, они потащат за собой Себастьяна. Так что ему не удастся проводить ее до двери спальни… Ну да ладно, вероятно, все равно ничего бы из этого не вышло.

– Что здесь происходит? – Георг Кункель выглянул в полуоткрытую дверь гостиной. Его слегка туманные глаза свидетельствовали о том, что он выпил много красного вина.

– Они хотят прогуляться, эти сумасшедшие, – проинформировала его Мариэлла.

– Как замечательно! Вы тоже идете, моя дорогая?

Элизабет уже собиралась сказать нет, когда дверь распахнулась и в прихожую ввалился отец Георга, а за ним тетя Эльвира и госпожа фон Трантов.

– Что вы собираетесь делать? Прогуляться? Прекрасно! – взревел Эрвин Кункель. – Эй, слуги! Принесите факелы. Наши плащи, наши сапоги…

Только Лешек, прихрамывая, вышел из темного угла; горничные и кухарка были заняты приготовлением десерта на кухне.

– Факелы? – воскликнула тетя Эльвира. – Вы хотите поджечь мне амбар? Принеси фонари, Лешек. Скажи Пауле и Миене, чтобы принесли пальто и обувь.

В прихожей поднялась страшная суматоха, перепутали пальто и обувь, госпожа фон Трантов села в горшок с топленым маслом; две банки с консервированными сливами, стоявшие на комоде, разбились, а гувернантка закричала, что ее кто-то трогал. Наконец из прачечной вернулся Лешек с тремя зажженными фонарями, и компания, смеясь и ругаясь, вышла во двор. Собаки возбужденно лаяли, гуси снова проснулись, в конюшне ржал гнедой жеребец Кункеля.

– Следуйте за мной!

Тетя Эльвира шла впереди, держа фонарь как можно выше, остальные шли за ней вереницей друг за другом. Госпожа фон Трантов держалась за своего мужа, Эрвину Кункелю пришлось вцепиться в руку своей жены Хильды, так как из-за водки он уже не мог стоять, не то что ходить. Элизабет тоже присоединилась к процессии, а Себастьян, который сначала колебался, ее сопровождал. Только Кристиан фон Хагеман и его жена Риккарда, которая заявила, что не хочет менять обстановку, остались в доме. Правда, после сытного ужина ее свекор уже погрузился в глубокий сон.

Ледяной ветер доставил немало хлопот гуляющим, они подняли воротники пальто, а Георг Кункель пожалел, что не надел свою меховую шапку. Тем не менее холодный воздух подействовал отрезвляюще, визг и смех уменьшились, нужно было смотреть, куда ставить ноги в глубоком снегу. Очертания зданий вырисовывались, как тени; погнутые снегом ели превратились в бесформенные призраки; ночная птица, встревоженная шумом, на некоторое время зависла над ними, что навело Йетте Кункель на мысль, что это был Святой Дух Рождества. Коринна фон Трантов вспоминала, как холодно было Святому семейству в хлеву.

– В снегу и льду – подумать только!

– И даже не было огня. У них замерзли пальцы!

– Таким несчастным пришел Господь наш Иисус Христос в этот мир.

Элизабет не могла разглядеть лицо Себастьяна в полумраке, но знала, что сейчас он изо всех сил пытается взять себя в руки. Известие о том, что в Вифлееме не бывает метелей и отрицательных температур, было бы слишком разочаровывающим для романтических представлений дам.

– Вы в порядке, Элизабет? – тихо спросил он вместо этого.

– Немного шатает, но уже лучше.

О, теперь она была умнее. Он протянул ей руку, и она вцепилась в нее, позволив ему осторожно провести ее вокруг заснеженной тачки, которую кто-то оставил на дорожке. Как он был внимателен. И как весело он говорил сейчас – совсем не так, как наверху, в библиотеке, где обычно взвешивал каждое слово. Эта ночная прогулка открыла шлюзы, которые в остальное время он боялся распахнуть.

– В детстве