Одним словом, особых душевных терзаний я не испытывал. Прикинул все возможности и понял, что нет никаких. Успокоился, занялся обычными делами и вспоминал нечасто. Благо прохлаждаться мне не приходилось. Ну, было…

Сомневаюсь, что немцы ее обнаружили, вряд ли они прошли по нашему маршруту, и невелик шанс, что в том месте устроили бы прочесывание. Кроме того, есть сильные подозрения, что они, даже и обнаружив все, поступили бы точно так же, как мы. У офицера, руководящего облавой или ее кусочком, есть свои, насущные задачи: поймать разведчиков, а не отвлекаться на нечто, не имеющее никакого отношения к текущим делам, категорически не вписывающееся в обычную жизнь, на тот момент непригодное ни на что полезное. Какой-нибудь их обер-лейтенант, посоветовавшись с их майором, пришел бы к выводу, что в донесении об этом упоминать не стоит. Наверняка. Та же самая логика, те же текущие хлопоты, та же война…

Местные жители? Места были весьма малообитаемыми. Да и они, наткнувшись, не стали бы заморачиваться: им в первую очередь следовало думать о том, как выжить под немцем. И партизаны, окажись они на той поляне, не стали бы возиться.

В общем, если тело не исчезло столь же необъяснимо, как и появилось, подверглось бы естественному ходу событий: либо им занялись бы заинтересованные лесные обитатели, вплоть до насекомых, либо остался бы скелет в странной, непробиваемой одежде. До сих пор по глухим местам валяется столько неразысканных костей…

Уже после войны меня порой подмывало поехать и поискать ту поляну (демобилизовали меня в сорок шестом, повезло). Но так уж сложилось, что жизнь вошла в колею: институт, заботы о приработке, будущая жена, мама болела… Как-то так… не сложилось. И понемногу всякое желание пропало.

Нынешние объяснения? Да бога ради, версий сколько угодно! Полной горстью зачерпнутых из фантастики. Во-первых, параллельные пространства. Почему во-первых? Да просто о них писали еще в двадцатые, один рассказ так и назывался: «Параллельные миры». Зенькович, по-моему. «Всемирный следопыт», двадцать пятый год, у меня была подшивка.

Ну, и далее… Как говорится, полный джентльменский набор. Другие измерения. Инопланетяне. Экспериментаторы из будущего. Вот, пожалуй, и все, не такая уж и полная горсть. Только ни одна из этих гипотез моими тогдашними наблюдениями не может быть ни подтверждена, ни опровергнута. Следовательно, объяснения как не было, так и нет…

Я тогда направлялся в штаб батальона. Пешком, естественно: лейтенанту, командиру взвода машины не полагается. А с попутками не везло – дорога была окольная, не особенно и оживленное движение. Обогнали меня два танка, санитарная машина, полковник на «Виллисе» – но никто из них на роль попутки не годился. А впрочем, путь был недальний, всего-то три с лишним километра. Погода стояла не морозная, градусов пять ниже нуля, не больше. Молодой, здоровый, бодрым шагом… По обе стороны – глубокие снега, березовые рощицы, но большак хорошо укатали танки, так что идти легко.

Солнышко светило, в полях нетронутый снег искрился, так что шагалось довольно весело, особенно если учесть, что в штабе мне предстояло получить «Боевые заслуги», вторую награду в моей жизни, вторую медаль. Это потом ордена прибавились, и звездочка Героя поманила, но в руки не далась…

Лес стал гуще, подступил к дороге вплотную, дорога сворачивала. За поворотом я и увидел, что навстречу чешет всадник. Ну и пусть себе чешет, у него свои дела. Опасаться не стоило: немцы откатились быстро, без «мешков» и «котлов», так что их окруженцы шляться тут никак не могли. В случае чего – всадник один-одинешенек, далеко видно, что дорога пустая, a у меня, кроме пистолета, и автомат при себе.

Так что я шел, не останавливаясь, а вот он словно бы сбавил аллюр и пошел не галопом, а рысью. Ну, это его дела, как там ему удобнее, может, хочет что-то спросить – мы все тут считаные дни и ориентируемся плохо… По себе знаю: пошлют разыскивать какое-нибудь «хозяйство Петрова», и блуждаешь иногда, особенно когда указателей развесить не успели.

Еще издали мне в нем почудилось что-то такое… нет, не угрожающее, а как бы неправильное. Какой-то у него не такой вид, ничуть не похож на кавалериста, вообще на солдата, одет странно, на коне сидит странно…

А потом она оказалась совсем близко – ага, не всадник, а всадница. С рыси перешла на шаг, так, шагом, ко мне и подъехала, натянула поводья, остановилась.

И как же много я успел рассмотреть за считаные секунды… Так и стоит перед глазами.

Понятно, почему издали показалось, что сидит она как-то странно – боком, ноги на левую сторону. Платье на ней синее, с белым кружевным воротничком и такими же манжетами, с пышной юбкой до пят – только носки туфелек и видно (а может, это сапожки). На голове шляпка наподобие цилиндра, только пониже, похожа на конус со срезанной верхушкой, черная, и на ней пышная такая, полупрозрачная вуаль из чего-то очень тонкого, наподобие кисеи. Очень легко одета для такой погоды, в одном платьице, да на коне, когда морозный ветер навстречу… Задубеешь. Но ей словно бы и ничего – щеки раскраснелись, сидит прямо, не похоже, что ей холодно.

Я стою. Она тоже. Стоим и смотрим друг на друга. Конь у нее великолепный: серый жеребец, грива пострижена коротко, наподобие щетки, ухоженный, косится на меня, грызет удила, ногой пару раз ударил. Сразу видно, что норовистый, но она его осаживает умело, поводья держит крепко, хотя ручки уж никак не мужские: ладони узкие, изящные, в кольцах, разноцветные камешки поблескивают. Не похоже, чтобы ей этими ручками приходилось делать тяжелую физическую работу. У меня в голове мелькнуло отчего-то: «Пианистка». Одна моя знакомая девочка, в десятом классе, занималась музыкой, играла на пианино, и у нее были такие же руки… хотя нет, все же не такие… изящные.

Смотрю я на нее… Красавица. Писаная. Совсем молоденькая, едва-едва должна была школу закончить. Но красотка… Глаза большущие, синие, светлые волосы уложены в какую-то странную прическу, никогда таких не видел. Губки розовые, в ушах сережки с прозрачными камушками. Личико… Очаровательное. И ужасно надменное, словно она жуткая гордячка и задирает нос перед любым парнем – почище, чем зенитка поднимает ствол. До войны мне такие попадались не так уж редко: знаете, идет какая-нибудь первая красавица класса, а то и школы, носик задрала – ноль внимания, фунт презрения – никого вокруг не видит, особенно тех, кто на нее глаза пялит, тут не то что познакомиться, близко подойти не решишься. Она была именно такая: красавица, очень много о себе понимающая. Видали…

Что-то во всем этом неправильное, но я в тот момент ни о чем и не думал, таращился на этакое чудо и попытался догадаться, откуда она взялась, такая. Никакого города поблизости нет, разве что пара деревенек – а уж на кого она меньше всего похожа, так это на деревенскую. Болтали, что у комдива есть… походно-полевая подруга, красивая и вроде бы синеглазая. Может, это она и выделывается? Но будь я на месте генерала, я бы ни за что подругу, да еще такую, не пустил бы носиться на коне по проселкам в одном платьице. Серьезно простудиться девушке – минутное дело. Ни за что не пустил бы, какая бы капризная гордячка ни была, заставил бы одеться по-зимнему, чтобы сидела на коне нормально – а то из такой позиции и кувыркнуься можно. Как она ухитряется боком сидеть? Я бы навернулся. Правда, и джигит из меня никудышный. А она сидит ловко…