А чуть было не разорился он не то на каменноугольных копях, не то на алмазных россыпях.

– Никогда не вложу своих сбережений в копи, – сказала кухарка, – а тем более в алмазные россыпи, – прибавила она, искоса взглянув на Сару. – Мы все кое-что слыхали о них.

«Он испытал то же, что папа, – подумала Сара. – Он был болен, как папа, но не умер».

И она еще больше полюбила его. Когда ее посылали куда-нибудь вечером, она шла с радостью, надеясь, что гардины в соседнем доме еще не опущены и ей можно будет увидеть своего незнакомого друга. Когда прохожих не было, она останавливалась и желала ему спокойной ночи, как будто он мог слышать ее.

– Может быть, мысли доходят до людей, несмотря на запертые двери и окна, – тихонько говорила она. – Может быть, вам становится немножко легче, хоть вы и не знаете почему, когда я стою здесь, на холоде, и желаю вам выздороветь и быть счастливым. Мне так жаль вас! Мне бы хотелось, чтобы у вас была «маленькая хозяюшка», как у моего папы, которая ухаживала бы за вами, как я ухаживала за папой, когда у него болела голова. Я сама желала бы быть вашей «маленькой хозяюшкой». Спокойной ночи, спокойной ночи! Да хранит вас Бог!

И у самой Сары становилось после этого немножко легче на душе. Такое горячее сострадание не могло, казалось, не дойти до больного, и он должен был почувствовать его, когда сидел один в кресле около камина, опустив голову на руку и безнадежно глядя на огонь. Он, по-видимому, не только испытал много тяжелого в прошлом, но и теперь какое-то большое горе лежало у него на сердце. По крайней мере, так думала Сара.

– Его как будто что-то мучит, – говорила она себе. – Своего состояния он не потерял, болезнь его со временем пройдет, и ничто, по-видимому, не должно бы тревожить его. А между тем что-то есть.

Если что-нибудь действительно было – в кухне ничего не знали об этом, – то Сара была уверена, что это известно мистеру Монморанси. Он часто приходил к больному; миссис Монморанси и дети тоже навещали его, хотя и не так часто.

Индийский джентльмен особенно любил двух старших девочек, Дженет и Нору, которые так встревожились, когда их маленький брат Дональд дал Саре сикспенс. Дженет и Нора тоже любили больного и с удовольствием ходили к нему. Во время этих визитов дети всегда старались сидеть смирно и не шуметь, чтобы не беспокоить больного.

Дженет, как старшая, следила, чтобы это правило исполнялось. Она решала, когда можно попросить его рассказать что-нибудь об Индии; она замечала, когда он уставал, и говорила, что им пора уходить домой, а к нему посылала Рам Дасса. Дети очень любили Рам Дасса и, наверное, услыхали бы от него множество историй про Индию, если бы он умел говорить по-английски.

Дженет как-то рассказала мистеру Кэррисфарду – так звали индийского джентльмена – про «бедную-девочку-но-не-нищую». Он очень заинтересовался ею, в особенности после того, как услыхал от Рам Дасса о проделке обезьяны. Рам Дасс живо описал своему господину бедную комнату Сары – обвалившуюся штукатурку, голый пол, ржавую решетку камина, который, по-видимому, никогда не топился, и жесткую постель с полинявшим одеялом.

– Кармикел, – сказал вскоре после этого мистер Кэррисфард мистеру Монморанси. – Сколько, должно быть, бедных девочек живет по соседству на таких чердаках и спит на жестких постелях, тогда как я ворочаюсь на своих пуховых подушках. Ах, как тяготит меня это богатство, большая часть которого принадлежит не мне!

– Любезный друг, – весело сказал мистер Кармикел, – чем меньше будете вы мучить себя этим, тем будет лучше для вас. Имея даже все богатства Индии, вы были бы не в состоянии не только обогатить всех бедных, но и меблировать все чердаки.

– Как вам кажется, – тихо проговорил после небольшой паузы мистер Кэррисфард, глядя на огонь, – как вы полагаете, могла та девочка – она не выходит у меня из ума – могла она дойти до такого же положения, как бедняжка, живущая на соседнем чердаке?

Мистер Кармикел тревожно глядел на больного. Он знал, что упорная мысль об одном и том же действует очень дурно на здоровье мистера Кэррисфарда.

– Если девочка, учившаяся в школе мадам Паскаль, в Париже, действительно та, которую мы ищем, – вам нечего беспокоиться за нее, – ответил он. – Ее, как вы знаете, удочерили богатые русские, муж и жена, потому что ее очень любила их маленькая дочь, которая умерла. Других детей, по словам мадам Паскаль, у них нет.

– И она не потрудилась узнать, куда они увезли девочку! – воскликнул мистер Кэррисфард.

Мистер Кармикел пожал плечами.

– Мадам Паскаль – женщина легкомысленная и светская. Она, очевидно, была очень довольна, что может избавиться от ребенка, который после смерти отца остался без всяких средств у нее на руках. Женщин такого сорта не интересует судьба детей, не имеющих состояния. А эти богатые русские, взявшие девочку, уехали неизвестно куда.

– Но ведь вы не можете утверждать, что это та самая девочка. Вы сами говорите: «Если это она». Да и в фамилии есть разница.

– Мадам Паскаль называла ее Кэрью вместо Кру, но эта разница могла происходить просто от неправильного произношения. А все остальное полностью сходится: английский офицер, живший в Индии, отдал свою маленькую дочь в школу. Он умер скоропостижно, потеряв все свое состояние. – Мистер Кармикел задумался на минуту, как будто какая-то новая мысль пришла ему в голову, а потом спросил: – Вы знаете наверное, что девочка поступила в парижскую школу?

– Я ничего не знаю наверное, любезный друг, – с горечью ответил мистер Кэррисфард. – Я никогда не видал ни девочки, ни ее матери. Я был дружен с Ральфом Кру в школе, но потом мы не виделись до тех пор, пока не встретились в Индии. В то время я не мог думать ни о чем, кроме алмазных россыпей. Он тоже заинтересовался ими. Это было грандиозное предприятие, подававшее такие блестящие надежды, что мы совсем потеряли головы, мы редко и говорили о чем-нибудь другом. Я узнал только одно – что он отдал свою девочку в школу.

Мистер Кэррисфард начинал волноваться. Он приходил в возбужденное состояние каждый раз, как в его еще слабом сознании возникали воспоминания о прошлом.

Мистер Кармикел тревожно следил за ним. Нельзя было сразу прекратить разговор, но требовалась большая осторожность.

– Однако у вас все-таки есть основания предполагать, что школа была в Париже?

– Есть, – ответил мистер Кэррисфард. – Ее мать, француженка, желала, чтобы девочка получила образование в Париже. Отец, вероятно, и отдал ее в парижскую школу.

– Да, это более чем вероятно, – согласился мистер Кармикел. Мистер Кэррисфард наклонился вперед и ударил по столу своей исхудавшей рукой.

– Я должен найти ее, Кармикел, – сказал он. – Если у нее нет близких, если она бедна – это моя вина. Как может оправиться человек с такой тяжестью на душе? После ряда неудач счастье снова вернулось к нам и наши надежды на алмазные россыпи оправдались. Самые фантастические мечты стали действительностью, а девочка Ральфа Кру, может быть, просит милостыню!