Потом медленно перевела взгляд на Паолу и произнесла каким-то чужим голосом:

— Он мое зеркало, которое всегда позволяло заглянуть и в далекие галактики, и в глубины собственной души. До него я жила не так, как хотела, а как получалось. С ним я научилась и остро переживать, и быть счастливой одновременно, и чувствовать жизнь…

Паола поставила бокал, сползла с кресла на пол и придвинулась к ногам Люси. Обняла ее колени и положила на них свою голову:

— Я не все понимаю из того, что ты говоришь, но за эти сутки, благодаря нашей встрече, я чувствую, в моей жизни происходит что-то очень важное… Мне грустно. Но в этой грусти есть какая-то, непостижимая пока для меня, возможность освобождения.

Паола подняла голову и внимательно, изучающе смотрела на Люси:

— Я хочу кое-что сделать для тебя. Завтра, когда ты проснешься, мы поедем в удивительное место. Это что-то вроде студии танцев, она принадлежит моему дяде.

— Мы будем танцевать? — Люси устало улыбнулась. — Хорошо, поедем…

Якопо сидел, запрокинув руки за голову, с прикрытыми глазами:

— Паола, не знаю, почему я так думаю, но уверен, что в твою голову пришла замечательная идея.

Затем, не меняя позы, лишь слегка повернувшись, обратился к Люси:

— Поезжай… после всего, что произошло с тобой за эти дни, перезагрузка может оказаться полезной. В непостижимой магии танцев есть источник живой энергии, — он вытянул руки вверх, раскрыв ладони. — Возможно, ты найдешь баланс между своим внутренним состоянием и внешним миром. А теперь пора отдыхать, нам надо выспаться.

Якопо поднялся, подхватил Паолу сзади под локти и поставил на ноги.

— Поедем домой, — он неловко коротко прижал ее к себе и смущенно посмотрел на Люси, — я быстро переоденусь. Надеюсь, что после нашего ухода ты сможешь быстро уснуть.

Он заботливо посмотрел на Люси, она согласно кивнула. Якопо взял Паолу за руку и повел за собой.

Люси осталась одна. Сначала хотела, не раздеваясь прилечь здесь же, на диване. Но передумала. Сполоснула лицо холодной водой. Достала из пакета Carine Gilson новый комплект нижнего белья. Он был из лионского шелка с цветочными орнаментами из кружева Шантийи.

Люси помнила, как четыре года назад бросила все свои парижские дела и мчалась в радостном предвкушении в Брюссель на открытие выставки Beautiful Lace & Carine Gilson. Выставка была приурочена к тридцатилетию марки и проходила в городском музее моды и кружева. Там она познакомилась с Карин Жильсон. И с этой встречи началась ее роман с самым, как она считала, красивым кружевом на земле.

Такие работы haute couture с ручной инкрустацией стоили недешево, но были вправду похожи на произведение искусства и имели самостоятельную ценность не только в мире моды. С тех пор Люси со страстью и увлеченностью коллекционера заказывала изящные, ультракомфортные комплекты, пижамы, халаты, кимоно в разных, но почти всегда классических, приглушенных оттенках с фирменным золотым цветом.

Люси аккуратно развернула шафрановую оберточную бумагу и разложила на атласных простынях комбинацию цвета палочки корицы. Она разгладила рукой изысканную кружевную панель на подоле и осторожно срезала этикетку с тонкой лямки-спагетти. Еще секунда, и тело обволокла невесомая чистота и прохлада ткани. Затем Люси прикоснулась к подушке пальцем с каплей лавандового масла.

С блюда, где были разложены минералы, она взяла светящийся в темноте камень — тот, первый, полученный от Александра, флюорит. В его чернильно-фиолетовой глубине, казалось, были смешаны все цвета спектра, плавно переходящие из одного в другой и создающие необычный рисунок. Она положила камень под подушку и, наконец, с наслаждением растянулась под одеялом.

Утром ее разбудил звонок. Администратор вежливо сообщил, что на ее имя доставлен пакет и поинтересовался: «Не могла бы синьора спуститься, чтобы принять его у курьера».

Люси взглянула на часы: 10:01.

— Конечно, спасибо. Спущусь через 10 минут. — она чувствовала себя отдохнувшей. События вчерашнего дня и прошедшей ночи потеряли свою печальную остроту.

Внизу она получила небольшой плотный конверт и поднялась в номер. Снизу опять позвонили. На этот раз с ресепшен, Паола.

— Люси, доброе утро! Я звоню напомнить о нашей поездке. Скажи: сколько времени тебе нужно, чтобы собраться? Ты уже проснулась или еще лежишь в кровати? Ты хорошо спала? Когда ты собираешься завтракать? Я проезжала мимо и решила, что лучше всего оставить мотоцикл здесь, на парковке отеля. Я буду недалеко, нужно сделать кое-какие дела. Когда ты будешь готова? Я вернусь ко времени, которое ты назовешь.

Люси вертела нераспечатанный конверт и старалась отвечать на посыпавшиеся как горох вопросы Паолы. В результате они решили встретиться около двенадцати. В конверте оказался билет в легендарный Римский оперный театр. «Опера Россини “Семирамида”», — прочитала Люси на билете. Туда же была вложена короткая записка на официальном бланке адвокатской конторы, в которой она недавно побывала:

«Дорогая Люси, надеюсь, вы примите приглашение и получите огромное удовольствие от этого спектакля. Для меня это также повод увидеть вас сегодня, т. к. я хотела бы (и должна) вам кое-что объяснить.

Марта»

Номера телефона и просьбы подтвердить приглашение не было.

В двенадцать часов Люси с Паолой уже мчались на мотоцикле вдаль от шумной жизни центральных площадей города. Они кружили по атмосферным уголкам окраины, скрытым от туристов. И наконец остановились перед спрятанной в плюще лестницей, рядом с которой находился оригинального вида небольшой колодец. На стене дома, куда они поднялись, висела винтажная табличка, но Люси не успела разобрать, что на ней было написано.

Паола обернулась, поймала ее любопытный взгляд:

— Это частный дом моего дядюшки Родолфо Форнезе. Он немного странный, вернее, его увлечения кажутся семье несколько странными. Я вас познакомлю. Танцевальный зал — это его затея. Здесь не проводят уроки, это скорее частное пространство для медитации, — они обогнули дом и подошли к блестящей черной стене, в которой причудливо отражался сад и небо.

— Старик когда-то увлекся искусством зеркал. И до сих пор считает это очень полезным занятием. Говорит, что правильные зеркала помогают человеку знакомиться с собственной душой и позволяют найти путь к изобилию, защищенности, привлекательности и даже к дару предвидения, — Паола нажала ладонями на стену, и та раздвинулась.

Перед ними был просторный зал с темными многослойными панорамными окнами, деревянным гладким полом и стенами насыщенного коричневого цвета. Отовсюду в центр зала лился рассеянный свет, защищенный серыми шторами из тафты. Шторы, кажется, не имели практической функции, но, безусловно, придавали пространству особую творческую атмосферу: оно втягивало в себя как воронка. Весь минималистический интерьер был эффектным воплощением тщательно проработанной идеи.

Они остановились