Порой, вся надежда преодолеть сотни километров безжизненной высокогорной пустыни, где человеческое присутствие отмечается не чаще одного раза в месяц, а источники воды, которые можно было бы найти в горных ледниках, были почти недоступны так, что даже электронно-механическое сердце "малыша" и слабый человеческий организм начинали захлебываться от недостатка воздуха. И возможность выжить была связана исключительно с состоянием "здоровья" железного товарища.

Ласковое урчание могучего организма "Бронко", охотно откликнувшегося на поворот ключа зажигания, всегда успокаивало, так же быстро, как и участливое прикосновение ко лбу ладони любимой женщины. Мир сразу становился проще, а предстоящее возвращение через ночные прикрытые облаками горные перевалы выше четырех тысяч метров и серпантины обрывистых горных дорог, представлялось не сложнее, чем проехаться по ленинградскому шоссе из Москвы в Санкт-Петербург.

Влад не видел смысла где-либо останавливаться в дороге, кроме как заправить топливом своего стального друга; а перекусить можно и за рулем. Главным было попасть в Питер ещё до наступления темноты и успеть неспешно, побеседовать с Михаилом;, уверенно предполагая, что благодаря настырному характеру друга можно ожидать самых неожиданных и даже неприятных вопросов.

Между тем и так хмурый февральский день перевалил далеко за полдень и стал ещё серее, грозя обвалить на магистраль скорые зимние сумерки. Тяжелые снеговые тучи совсем низко нависли над полями, лесами и домами людей, всё гуще засыпая землю бесчисленными отрядами своих ледяных воинов.

Прошел ещё один час. На города и веси окончательно рухнула непроглядная зимняя темнота, накрыв собой весь окружающий мир. Монотонное движение в узком коридоре из света фар и снежной завесы превратилось в нудную, монотонную и утомительную необходимость.

Хотелось быстрее попасть туда, где можно обрести домашний уют и хороший ужин. Наконец, первыми вестниками близкого большого города замаячили силуэты однотипных многоэтажных зданий и строй фонарей уличного освещения.

И вскоре великий город благожелательно принял уставший московский "Мерседес" в плотные потоки своих машин, медленно и понуро также, как и в Москве пробиравшихся в неизбывных пробках часа пик.

Немного поплутав, как положено в малознакомом городе, где-то между Лиговским и Литейным проспектами, Влад в итоге выкатился на улицу Восстания, что означало, что Саперный переулок, где проживал его друг, уже рядом.

Проехав под длинным низким сводом бывшего когда-то Каретного проезда, постройки конца 19 века, он оказался во внутреннем дворике, окруженном с трех сторон маловыразительными фасадами четырехэтажного здания, давно требовавшего основательного капитального ремонта.

Припарковав поближе к нужному подъезду свой "Мерседес", Влад вышел и, прежде чем зайти в жилое здание, любовно с благодарностью провел рукой по теплому покрытому дорожной грязевой пленкой автомобильному капоту, над которым поднималось легкое паровое облачко от таявших снежинок.

Затем поднявшись по исторической лестнице с обколотыми каменными ступенями и литыми чугунными перилами, позвонил в квартиру с номером 19. Входная железная дверь, оббитая снаружи коричневым стеганным в ромбовидную клетку кожзаменителем, открылась почти мгновенно. В потоке света, вырвавшемся из дверного проема, возникла плотная немного погрузневшая фигура его старого боевого товарища и близкого друга Михаила.

– Ну, проходи, проходи, – радостно воскликнул тот, обняв уставшего после долгой дороги московского гостя, и пропустил его в квартиру. – Дай я на тебя посмотрю. Ну, ты совсем не изменился. Всё такой же крепкий и подтянутый, как и прежде. Давай раздевайся, принимай душ, если хочешь, и к столу. Жду тебя уже часа два. Хотя бы позвонил с дороги.

– Задержался в Москве и выехал с опозданием, да и дорога больше похожа на сибирский зимник. А где же хозяйка? Почему не вижу?

– Она в театре, с подругой, а я не возражаю. Женщина ещё молодая, должна развлекаться. А я, ты знаешь, не особый любитель театральных постановок. Да и сложно настроиться в наше время на восприятие прекрасного.

– Хорошо, я быстро, – проговорил Влад и прошел в ванную комнату.

Через десять минут он вышел, на ходу причесывая мокрые тёмно-русые волосы.

– Ты знаешь, здорово. Спасибо. Чувствую себя опять бодрым, как и не было семи часов пути. – Улыбаясь, сказал Влад. Вода всегда оказывает на меня самое живительное воздействие. Люблю её в любом виде: душ, бассейн, река, и особенно море и океан.

– Это здорово. Замечательно. А что ты скажешь о добром куске сочного говяжьего стейка с жареной картошечкой, да холодной рюмочке "Столового вина № 21"? – вопросительно промолвил Михаил, подталкивая друга к столу. Лично для тебя старался.

– Само собой. Сейчас я готов съесть быка и закусить ягненком. Постился всю дорогу.

– Вот и хорошо, не будем оттягивать начало процесса.

За окном металась яростная питерская вьюга. Тепло чужого домашнего очага согревало душу. Обильный ужин и хорошая водка успокаивали и расслабляли. Хотелось, как и раньше в прежние светлые времена говорить о службе, о делах товарищей и, конечно, о женщинах. Куда же без них.

Но времена стали другими. За окном, кроме февральской завирухи, корчилась и стонала другая реальность. И разговор надо было начинать.

– Влад, не мучайся. Говори прямо, что за нужда привела тебя в Питер? Ты же не так просто примчался сюда. Что за вопрос, который ты не мог обсудить по телефону, и потребовалась личная встреча? Ты не думай, тебя я всегда рад видеть. Но, прежде чем мы начнем говорить по теме, которую ты привез, для начала расскажи, как там ребята?

– Большинство парней, которых ты знаешь, практически в полном составе уволилось со службы. Какой смысл оставаться, когда даже руководство путается и не может сказать, а кто же для нас "главный противник". Послушать, так сейчас кругом одни друзья: "друг Билл", "друг Хельмут". Благостное время. Кругом воцарилась братская любовь и всеобщее доверие.

– Не говори. Если такие друзья, то и врагов не надо. Когда государство снимает с себя бремя стратегических задач, то такие люди как мы ему по определению не нужны. Как говориться, с глаз долой из сердца вон. Никто больше не будет докучать раздражающими вопросами и не напомнит о погасшем разуме и уснувшей совести.

– Ничего не сделаешь. Потерявши голову по волосам не плачут. А контору жаль. Растеряли уникальный потенциал. Утрачена преемственность и связь поколений. Молодежь уже не та. Ещё не известно, что в итоге из неё получится. А ветераны, ну что ветераны? Устроился кто, как смог на гражданке. Кто лучше, кто хуже, но, чтобы кто-то заработал злата-серебра, такого я не слышал.

– Ну, с кем-то ты всё же встречаешься?

– Само собой. Я вижу, что ты окончательно зарылся в своем Питере и совсем на дно залег.

– Верно. А что мне было в вашей Москве делать, где всё поставили с ног на голову. А здесь мои корни, мой дом. Жена отсюда. Мы с ней любим наш край лазоревый.