Княжич Милорад слишком увлекся преследованием разбитых готов и далеко оторвался со своей конницей от антской пехоты. Этим обстоятельством и решил воспользоваться опытный полководец Феодор, успевший уже снестись с рексом Винитаром. Благо местность позволяла римским легионерам и клибонариям скрытно подобраться к месту предстоящей битвы. Готы Винитара Амала, достигнув Троянова вала, застыли как вкопанные, ощетинившись копьями в сторону конных антов. Вероятно, княжичу Милораду показалось, что пробил его звездный час. Квестор Саллюстий, успевший взобраться на ближайший холм, в сопровождении собственной довольно многочисленной охраны, с интересом наблюдал за атакой антской кавалерии. Анты, коих насчитывалось никак не менее трех тысяч, разделились на две примерно равные части. Часть из них атаковали готов в лоб, тогда как их товарищи обходили пешую фалангу справа. Именно эти анты попали под удар клибонариев комита Феодора, внезапно выскочивших из-за холма. Появление на поле битвы вражеской конницы стало полной неожиданностью для антов. Они развернули коней, но на пути их отхода уже выстраивались легионы под командованием викария Правиты. Анты оказались в полном окружении, и даже резвые кони не могли унести их от смерти. Железное кольцо сжималось все туже и туже. Град стрел обрушился на антов из-за спин атакующих легионеров. От стрел не спасали ни щиты, ни колонтари. Попытка антов пробиться сквозь стену римских легионеров завершилась полной неудачей. Легионеры, умело орудуя копьями, сдержали натиск обезумевших людей и животных, а клибонарии комита Феодора довершили разгром. Три тысячи антов были истреблены практически полностью. Жалкие останки некогда грозной конницы сложили оружие. Пленных насчитывалось не более сотни, однако рексу Винитару они показались обузой, именно он отдал своим людям приказ об истреблении антов, чем вызвал недовольство комита Феодора, посчитавшего подобную жестокость излишней.

— Твое решение, высокородный Саллюстий? — спросил у квестора, подъехавшего к месту страшной бойни, рекс Правита. — Либо мы продвигаемся вперед и истребляем пехоту антов, либо возвращаемся в Нижнюю Мезию.

— Конечно, вперед, — пожал плечами Саллюстий. — Анты нарушили договор с империей, вторгшись на ее земли. И наш с вами долг — наказать их за это.

Рекс Винитар, хоть и потерпел поражение на границе Антии, все-таки сохранил ядро своей армии, которая теперь насчитывала пятнадцать тысяч человек. Десять тысяч легионов пехоты и четыре тысячи конницы Правиты и Феодора были весьма существенным подспорьем для воспрянувших духом остготов. А пехота антов насчитывала, по словам того же Винитара, не более двенадцати тысяч человек. Саллюстия так и подмывало спросить у высокомерного рекса, как он умудрился проиграть войну, имея численное превосходство над противником, но квестор сдержался, не желая вносить раздор в ряды союзников накануне победы.

До антских пехотинцев весть об истреблении конницы княжича Милорада дойти, видимо, не успела, иначе трудно объяснить, почему они проявили такую беспечность. Их заманили в низину, а потом атаковали сразу с четырех сторон, благо почти трехкратное превосходство готов и римлян позволяло это сделать. Высокородный Саллюстий, привыкший за время похода к кровавым зрелищам, не без удовольствия наблюдал за истреблением антов, не успевших перестроиться в каре. Бойня была чудовищной. Разъяренные готы никому не давали пощады, мстя сразу и за свое собственное поражение, и за поражения рекса Германа Амала на Днепре пятнадцать лет тому назад. Анты сопротивлялись отчаянно, они даже умудрились расстроить ряды римских легионов и вырваться из кольца, но уйти удалось немногим. Клибонарии комита Феодора безжалостно рубили бегущих, выстлав их телами прилегающие к месту битвы окрестности. Путь на Антию был открыт, но квестор Саллюстий произнес веское «нет» и тем самым остановил римские легионы, рвущиеся к добыче.

— Но почему? — взъярился рекс Винитар. — Мы ведь в шаге от победы!

— Римская империя не воюет с Антией, — надменно бросил Саллюстий. — А что касается тебя и твоих готов, высокородный Амал, то я вас не держу. Вы вольны поступать, как вам вздумается.

Комит Феодор решительно поддержал квестора, и викарию Правите ничего другого не осталось, как развести руками. Впрочем, хитрый вестгот не был слишком огорчен решением высокородного Саллюстия, ибо слава победителя антов осталась за ним. Что касается грабежа беззащитной Антии, то в этом чести мало.

— Зато добычи много, — буркнул трибун Саур.

— Я все же надеюсь, что у рекса Винитара Амала хватит ума и порядочности, чтобы поделиться с людьми, выполнившими львиную долю работы, — сказал с усмешкой Правита, чем сразу же внес успокоение в ряды своих легионеров.

Возвращение высокородного Саллюстия в Нижнюю Мезию можно было бы назвать триумфальным, если бы не сомнения, разъедавшие душу впечатлительного квестора. Все-таки, как ни крути, а приказ императора он не выполнил. Точнее, выполнил, но не совсем так, как хотелось. Викарию Правите пришлось-таки вмешаться в ход чужой войны, и это вмешательство было сокрушительным для антов.

— Напиши императору, квестор, что мы разбили вторгшихся антов на своей территории, — посоветовал Правита. — Вряд ли в Константинополе найдутся люди, точно знающие, где проходит граница империи.

Совет был дельным, и Саллюстий здесь же, за крепкими стенами приграничной крепости, принялся за составление отчета. Квестор до небес вознес викария Правиту и комита Феодора и лишь в самом конце скромно упомянул и о собственных заслугах. Двигало им не только чувство признательности к своим боевым товарищам, но и стремление переложить на них ответственность за случившееся. Ибо божественный Феодосий, с подачи наушников, мог совсем по-иному оценить инициативу своих чиновников и, чего доброго, учинить с них спрос за своевольство.

Ответ императора был получен даже раньше вестей из Антии. Но если по прочтении письма от божественного Феодосия Саллюстий вздохнул с облегчением, то рассказ гонца о казни князя Буса, его сыновей и знатных мужей племени числом в сто человек потряс его до глубины души. Конечно, Саллюстий не нес ответственности за безумства рекса Винитара и мог бы доказать это любому человеку, вздумай тот требовать от него отчета, но, к сожалению, кагану Баламберу такой отчет и не нужен. Эту догадку высокородного Саллюстия подтвердил и гонец, передавший просьбу рекса Винитара о помощи. Остгот настолько увлекся расправой над беззащитными антами, что прозевал приближение передовых частей гуннской армии, вернувшейся с берегов Евфрата. А командовал этими передовыми частями численностью в десять тысяч человек никто иной, как бек Белорев, родной сын недавно казненного князя Буса.

— Твой рекс просто обезумел от ненависти и жадности, — взъярился от такой вести викарий Правита. — Ему давно следовало убираться из Антии, а не ждать, пока гунны прижмут ему хвост.

Винитар Амал поспешно отступал к границам империи. Собственно, бежать ему было некуда, кроме как в Нижнюю Мезию, где он мог рассчитывать если не на помощь императора Феодосия, то хотя бы на поддержку своих соплеменников остготов, заселявших восточную часть провинции. Комит Феодор и викарий Правита почти не сомневались в том, что гунны, преследуя остготов Винитара Амала, переправятся через Дунай. По слухам, бек Белорев был едва ли не самым близким к кагану человеком и даже, кажется, взял в жены его сестру. Наверняка Баламбер поможет уязвленному беку утолить жажду мести и либо сам вступит в границы империи, либо пришлет Белореву подкрепление.