— Почему не я, Катя⁈ Почему он⁈ — снова орёт Кирилл.

В следующую секунду он наклоняется и буквально впивается в мои губы. Это нельзя назвать поцелуем. Это ни фига не нежно. Кир сминает мои губы до боли, нажимает на щёки пальцами, заставляя открыть рот, а потом врывается в него языком. Такое впечатление, что он хочет подчинить меня себе, заявляя с позиции силы, что я должна принадлежать только ему.

Руки забираются под свитер, принимаются шарить по моему телу. Я пытаюсь оттолкнуть Кирилла, паника затапливает разум всё больше.

— Не надо, пожалуйста. Кир, пожалуйста, — умоляю я, пытаясь отбиться.

Силы явно неравны, я не могу его оттолкнуть. Мой голос переходит на жалобный, испуганный фальцет. Кир неожиданно сползает по мне, становится на колени и обнимает мои ноги.

— Прости, прости, прости. Я не хотел тебя напугать. Не хотел, слышишь? Я люблю тебя, Катя, и меня просто выбивает, когда ты думаешь о нём, — умоляюще говорит Кирилл, прижимаясь щекой к моему животу. Свитер и рубашка задрались, и он беспрепятственно целует кожу в районе пупка.

Мне нужно бежать, но я не могу, чувствую себя мотыльком, приклеенным к паутине. Тело продолжает трясти, но уже мелкой дрожью, как при лихорадке. Ноги холодит дорогой паркет, сняла ботинки, а тапки так и не успела надеть.

— Я поеду домой, — говорю дрожащим голосом.

— Фига с два, — рыкает Кирилл.

Демидов поднимается, хватает меня на руки и несёт. Он как-то говорил, что тягал штангу в качалке, поэтому мой вес даётся ему легко.

— Поставь меня. Я хочу домой, Кир, — говорю я.

Кирилл меня не слушает, поднимается по лестнице. Я боюсь сопротивляться — так и разбиться недолго, скатившись кубарем вниз. Демидов, в свою очередь, старается, как можно быстрее преодолеть расстояние до конечной цели. Он пинком распахивает двери своей спальни, потом бросает меня на матрас.

Я отползаю к изголовью кровати, затем в сторону. Единственное желание — ринуться прочь, схватить вещи в прихожей и дать дёру. Мне не дают. Кир падает рядом и хватает в охапку, начинаю брыкаться руками и ногами.

— Нет, Кир. Нет, — скулю жалобно.

— Тихо. Успокойся. Не трону, обещаю. Успокойся, Катя. Только нелюдь будет насиловать человека, которого любит. Всё хорошо, слышишь? Всё хорошо. Я рядом с тобой. Я всегда буду рядом. Ты мой воздух, Катя, и так будет всегда. С этого дня будешь приезжать ко мне, когда я скажу.

— Зачем? — спрашиваю его, пытаясь успокоиться.

— Будешь ко мне привыкать. Я сегодня опять из-за тебя с батей поцапался. Этот придурок узнал, что мы продолжаем общаться. Я сказал ему, что если он будет нам мешать, то больше мне не отец. Никто и никогда не встанет между нами. И советую тебе забыть Адельберга. В твоей жизни будет только один мужчина — я.

— В жизни Кати будет только один мужчина — ты, Кир, — говорю я тихо.

Мне страшно до одури, но я обнимаю его и утыкаюсь носом во впадинку между ключицами. Я знаю, что нисколько не вру, жизнь девушки Кати скоро закончится, а вот в судьбе девушки Николь никогда не будет Кира. Нужно только немного потерпеть. Возможно, притвориться, что мне хорошо с ним. Потом я уеду, а после смены документов, стану жить рядом с отцом.

— Останешься у меня сегодня? — голосом урчащего кота спрашивает Демидов.

Его настроение кардинально поменялось. Из бешеного, охваченного ревностью тигра, он превратился в ласкового котёнка. Лениво гладит мою спину поверх свитера, целует кожу у виска. Я чувствую, как в меня упирается его возбуждение, но он не предпринимает попыток взять нахрапом.

— Я завтра должна быть на работе. И вообще, я тебе новости не рассказала.

— Говори сейчас. Что случилось?

Я вкратце рассказываю ему о маме, отчиме, сводной сестре. Кир слушает, не перебивая, потом говорит с серьёзным видом:

— Будет этот Сеня тебя обижать — скажи мне, я ему наглухо рожу подрехтую. Иногда тюнинг на лице помогает.

— Тебе же просто так драться нельзя, — удивляюсь я.

— Я уже говорил, что ради тебя я готов на многое. Пусть только волос с твоей головы упадёт — и я ему их вырву с мясом, — заявляет Кирилл сквозь зубы.

— Где, на лобке? Хотя, может, и там у него их нет. Сеня лысый. Причём он не бреется наголо. У него реально гладкая башка, как куриное яйцо, — я улыбаюсь, прихожу в себя.

— А я купил твои любимые эклеры. Хочешь чаю?

— Хочу.

Мы встаём и спускаемся на кухню. Пить чай гораздо лучше, чем лежать с ним в кровати. Кир включает электрический чайник, потом подходит ко мне и обнимает сзади. Я оказываюсь в коконе его сильных рук и вздрагиваю.

— Почему ты меня боишься, Катя? Я никогда не причиню тебе зла, — нежно говорит он.

Я поворачиваюсь к нему лицом, начинаю теребить пальцами синюю пуговицу на его клетчатой рубашке. Закусываю губу, не зная, как высказать свои мысли. Я боюсь последствий своих откровений. Где-то в глубине своего сознания я догадывалась, что Кирилл такой и теперь мне кажется, что я попала, конкретно так попала.

Кирилл поднимает мою голову, осторожно ухватив пальцами за подбородок. Прикрываю веки, не хочу смотреть в его красивое лицо.

— Кать, ты можешь мне сказать всё, что думаешь, — подбадривает он меня.

— Кир, мне страшно оттого, что ты такой… слишком властный, — говорю я осторожно, будто иду со щупом по минному полю.

— Это плохо? — спрашивает он удивлённым тоном.

Сквозь приоткрытые веки я вижу, как поднимаются уголки его губ.

— Это пугает, — говорю я откровенно.

— Я не могу быть другим, Катя. Не умею. Мужчины бывают разные. Одни — хотят заботиться о любимых, другие — нуждаются в заботе. Я первый вариант. Скажи, ты уже была в постели с мужчиной по-настоящему?

— Я… — снова закусываю губу, чувствую, как краснею.

— Что, ты? Ты можешь сказать правду? Это так страшно — довериться человеку, который тебя любит?

— Я не девственница, но и не шлюха. Доволен? Я больше не хочу говорить об этом.

— Чайник вскипел. Садись за стол.

Кир чмокает меня в уголок губ и отстраняется. Я сажусь на край стула. Через минуту на столе появляется моя кружка, грею об неё руки, мне чудится, что по