работали в Lehman. Помните того парня, Сагара Малде? Из LSE? Кенийский парень. Чертовски приятный парень. Он работал в Lehman. Он только что начал работать в программе выпускников, трейдером. И мой приятель, из моей старой гимназии в Илфорде. Его звали Джалпеш Патель. Он тоже только что начал работать в Lehman. Его взяли по схеме, направленной на улучшение представительства этнических меньшинств.

Они не думали, что Lehman пойдет ко дну.

За несколько месяцев до этого Bear Stearns, другой, чуть менее крупный американский инвестиционный банк, умер, как канарейка в угольной шахте, и его выручили, поэтому все думали, что и Lehman выручат.

По крайней мере, так говорил Калеб каждое утро в эфире.

Но залог за них не внесли. И Сагар Малде потерял работу, и Джалпеш Патель тоже потерял работу. Они оба приступили к работе всего пару недель назад, и им выдали небольшие вещевые мешки с надписью "Lehman Brothers", которые они носили с собой.

Мне было жаль, что они потеряли работу, но другая часть меня сказала: ну что ж, так бывает, не так ли? Надо было выбирать банки получше.

Но другая часть меня говорила: о чем ты, блядь, говоришь? Ты выиграл свою работу в гребаную карточную игру и не провел ни одного исследования, и не только это, но и твой банк тоже под ударом, приятель, и если бы карты упали в другую сторону, ты был бы на телевидении, пакуя свое дерьмо в мешок Citigroup.

Но я не уверен, что часть меня действительно сказала это или я просто выдумал это, чтобы почувствовать себя лучше. Потому что главное, о чем я думал, - чувак, я все еще танцую. Здесь можно делать деньги, и музыка не остановилась.

Конечно, с этим планом была одна конкретная проблема, своего рода слон в комнате, которая заключалась в том, что мой работодатель к этому моменту также был очевидным банкротом, и любой человек с половиной мозга знал об этом. Даже я знал.

Поэтому, когда Калеб объявил в эфире, что скорое лишение нашего собственного банка права выкупа уже не "очень, очень маловероятно", а "мы оцениваем вероятность менее чем в 25 процентов", это, как ни странно, обнадежило меня больше, чем "очень, очень маловероятно".

Но в 9 утра в понедельник, 15 сентября, когда я вместе с другими двадцатиоднолетними выпускниками отправился на верхний этаж изучать математику облигаций и рассказал им о "шансах менее 25 процентов", стало ясно, что они точно не знали. Вы бы видели выражения их лиц.

Калеб был прав, а может, и не прав. С философской точки зрения очень сложно точно оценить правильность подобного вероятностного прогноза.

Но нас все-таки выручили. И я сохранил свою работу. Мне не пришлось паковать свое дерьмо в вещевой мешок Citibank. И что можно сказать по этому поводу, кроме как поблагодарить Бога?

Чего никто из нас в то время не делал.

Я пришел в 6:10 утра в понедельник после спасения, в начале октября 2008 года. Мне все еще был двадцать один год. Билли уже был внутри. Когда я подошел к столу, там были только он и я, а за окном было темно, потому что было еще очень рано. Билл сидел, маленький, в углу, и я мог видеть темное небо через окно за его спиной, и он уже смотрел в мою сторону, и он ухмылялся мне от уха до уха, как маленькая скаузская обезьянка, и он кивал мне, как сумасшедший. Все это было совершенно не в духе Билла, но за предыдущую неделю Билл заработал тридцать миллионов долларов, и теперь, когда банк не собирается разоряться, он, вероятно, получит деньги. Поэтому он был счастлив. И по сей день я убежден, что за ту неделю Билл заработал, возможно, более ста миллионов долларов и всю неделю прятал наличные. Я скоро объясню, как Билл заработал столько денег, но главное, что вам нужно знать сейчас, - это то, что Билли был счастлив. А Билли мне очень нравился. Значит, и я был счастлив.

Калеб пришел следующим, до шести тридцати, что было для него нехарактерно рано. Все остальные трейдеры пришли вскоре после него, что было гораздо раньше, чем обычно для всех. На всей торговой площадке почти никого не было, а мы все были там, сидя в темноте за светящимися экранами. Это было похоже на полуночную мессу.

Никто ничего не сказал, а потом в один момент Билли развернул свой стул в проходе так, что оказался рядом с Калебом, и крикнул Калебу на широком скаузском: "Ну что, Калеб, что ты думаешь о залоговых кредитах?"

Мы все повернулись и посмотрели на них, но Калеб не обернулся, чтобы посмотреть на Билли, а посмотрел вперед, протянул левую руку и подпер подбородок, немного подумал и выглядел немного грустным, а потом сказал: "Я не знаю, Билли... Это похоже на то, что тебя выручил отец".

И это был первый, последний и единственный раз, когда я услышал, как кто-то на торговой площадке говорит о спасении в терминах, хоть сколько-нибудь похожих на этические.

А потом все вернулись к своим экранам, начали торговать и заработали на этом больше денег, чем кто-либо когда-либо в своей жизни.

Итак. Почему кризис Lehman и спасение были столь выгодны для STIRT?

В то время практически все крупные банки во всем мире, но особенно в Америке, обанкротились. В результате банки перестали выдавать друг другу кредиты по двум простым причинам:

Не стоит одалживать деньги человеку, который собирается обанкротиться.

Не стоит одалживать кому-то деньги, если вы собираетесь обанкротиться.

Это хорошие правила для жизни. Запишите их.

Если никто не дает кредитов, то кредиты становятся дорогими, а, как я уже объяснял вам, валютный своп - это, по сути, кредит. Это не только кредит, но и кредит с обеспечением, что означает, что вы не понесете огромных убытков, если ваш заемщик обанкротится, а когда весь мир находится на грани банкротства, это единственные кредиты, которые вы можете предоставить.

Мы были единственной игрой в городе.

Мы увидели, как это произошло: все спреды взлетели на воздух. Помните спреды в торговой игре? 67-69? I-buy-at-67-and-I-sell-at-69? Представьте себе, что внезапно спред становится 47-89, и у вас есть люди, которые регулярно торгуют с вами с обеих сторон. Как только у вас появится один покупатель и один продавец, это уже гарантированная прибыль в 42, когда раньше вы играли с 2. Добро пожаловать на шведский стол, ешьте как можно больше.

И они