Как и мы, Кымсун была задержана и исчезла. Ее допрашивали сотрудники службы контрразведки. Почти через месяц она объявилась, ее допросы прошли удачно. И после допроса она избежала трех скучных месяцев интернирования в Ханавоне! По правде говоря, тогда центр был забит — число перебежчиков возросло. Больше 2800 северокорейских беженцев, как и мы, проделавших долгий и опасный путь, стучались в двери Южной Кореи в 2008 году. Кымсун освободили от обучения, потому что у нее уже были родственники в стране, а Ханавон оказался переполненным.

Кымсун приехала к нам жить, и мы встретились, словно впервые. Так хорошо чувствовать себя семьей и поддерживать друг друга! Кымсун адаптировалась к новой жизни быстро, как всегда, но полностью сохранила независимый образ мыслей. И ее сердце осталось в Китае, с мужем и семьей. Она постоянно общается с ними. Каждый день она общается с супругом через Интернет. Эта пара неразлучна, словно пальцы одной руки.

Мне кажется, что в особенности у ее мужа такой вид, словно он по-настоящему влюблен. Кымсун иногда изображает далекую принцессу, неожиданно прерывает связь под предлогом, что слишком занята. Но я знаю: под личиной сильной женщины, в глубине души, она страдает от того, что ее муж далеко. Она скрывает боль, обуздывает ее. Однажды я подобрала с пола пустую бутылку соджу, корейского алкогольного напитка. Должно быть, у Кымсун случился приступ тоски. Но она слишком сдержанна, чтобы говорить об этом.

К счастью, два раза в год Кымсун на месяц уезжает в Китай, к семье, где ее принимают с распростертыми объятиями. Когда у мужа истечет срок контрактной службы в армии, Кымсун навсегда вернется в его страну. В ожидании этого дня родители ее мужа радуются, занимаясь воспитанием внучки.

* * *

Что касается меня, то я тем временем шла своей дорогой в Сеуле. В 22 года я наконец закончила школьный курс обучения и сделала окончательный выбор: во что бы то ни стало продолжать учебу, чтобы поступить в университет, а не вязнуть в мелких подработках. Я долго сомневалась, так как учеба иногда казалась мне скучной, трудной и неблагодарной. В Китае я научилась самостоятельно справляться с трудностями, зарабатывать на жизнь, учиться в процессе работы наравне со взрослыми работниками старше меня. А в Сеуле я вернулась в школу и оказалась самой старшей в классе, среди зеленых подростков, которые часто были подкованы куда лучше меня. Это было тяжело для моей гордости, и мне надо было по-настоящему стараться, чтобы нагнать отставание.

В итоге чаша весов склонилась в пользу университета. Я отдавала себе отчет в том, что если хочу однажды получить хорошую работу в Южной Корее, высшее образование потребуется безусловно. Здесь такой уровень конкуренции в обществе, что образование — это основа!

Только для меня это было непросто. В Южной Корее многие родители начинают готовить своих отпрысков к поступлению в лучшие университеты едва ли не с детского сада. С самого раннего возраста детям нанимают частных учителей английского языка. Позднее ученики подросткового возраста после школы посещают частные курсы, зубрят до позднего вечера. Поскольку я девять лет пропускала школу, с самого начала меня ждали серьезные трудности.

К счастью, католический университет Соган, один из самых престижных в стране, предлагал льготные условия поступления для студентов северокорейского происхождения вроде меня. В противоположность южнокорейским учащимся, при поступлении мы не сдавали экзамен, а проходили простое собеседование. И мы освобождены от платы за обучение. Это большая удача, и я решила не упускать шанс. В университете Соган десятка четыре студентов из Северной Кореи. Без этой программы для таких студентов, как я, в этой стране было бы почти невозможно сделать хорошую карьеру. Я должна поблагодарить тех, кто создал этот вид поддержки.

Мое вступительное собеседование в университете Соган прошло удачно, и, чтобы использовать все шансы, я записалась на «Китайскую литературу и цивилизацию». Нужно пользоваться своими сильными сторонами, чтобы уравновесить недостатки! Ведь благодаря жизни в Китае я хорошо говорю по-китайски, что мне сильно помогает в учебе. Это большая удача, поскольку в других предметах все не так блестяще. Но я упрямо стараюсь!

Добиться успеха — мой долг, поскольку на меня надеются члены моей семьи, работающие в супермаркете. Мама и Кымсун в самом деле нашли работу в кафетерии супермаркета «Хоумплейс» неподалеку от новой квартиры, где мы живем все вместе. Мама и сестра спят в большой комнате, гостиной, и оставляют комнату в моем распоряжении, чтобы я могла учиться допоздна и лучше отдыхала ночью. И я не смогла навсегда утратить интерес к школе и учебе!

Когда я занимаюсь вечером, утром мне зачастую больше хочется остаться в постели, чем отправляться на занятия. К счастью, учителя помогли мне заполнить пробелы и сохранить присутствие духа. Я особенно думаю о господине Но Джехуне, учителе английского языка, который приходил в школу очень рано утром, чтобы дать мне дополнительный урок. Он всегда ободрял меня. Многие люди в Южной Корее протягивали мне руку помощи в последние годы. Я хочу поблагодарить их от всего сердца.

Есть и равнодушные люди, которые всегда держат меня на расстоянии из страха перед северянами, врагами — не следует забывать, что официально две Кореи с 1950 года и по сей день находятся в состоянии войны. Есть и те, кому не нравится, что перебежчики получают материальную помощь от государства. Однако у меня южнокорейский паспорт, у меня есть право голосовать, я здесь такая же гражданка, как и остальные. Но некоторые люди, старые и молодые, не считают меня равной. Они обращаются со мной так же, как с иммигрантами из Юго-Восточной Азии, из Камбоджи или с Филиппин — представителями презираемых ими «бедных» народов.

Когда мы дискутируем в университете, студенты объясняют, что они против объединения Кореи, поскольку не хотят, чтобы их налоги тратили на выплаты «бедным» жителям Северной Кореи. Чтение газет тоже меня шокировало, так как они часто не видят разницы между тоталитарным режимом Ким Ир Сена и северокорейским народом, который, между тем, является первой жертвой этого режима. Южная Корея, «земля обетованная», не всегда рай, но она приняла нас, и мы всегда будем признательны ей за это. Лишь корней нам не хватает, и иногда мы поддаемся ностальгии. Это не неблагодарность, это нормально.

Когда нас охватывает сплин, мы все трое — мама, Кымсун и я — вечером собираемся в нашей квартире, садимся в кружок и выключаем свет. В таинственной темноте мы рассказываем истории о прошлом и хором поем северокорейские песни до самой ночи; они звучат, как тихий плач. Но речи быть не может о том, чтобы жалеть о режиме Ким Чен Ира!

Меня поддерживают и многочисленные друзья из Северной Кореи, такие же беглецы, как я. Можно начать с моего друга, который бежал из трудового лагеря. Когда мы встретились в Сеуле, он был журналистом-стажером «Донга-Илбо», крупного ежедневного издания. Он брал у меня интервью для статьи о студентах-беженцах из Северной Кореи. И вот так двое корейцев с севера влюбились друг в друга по ту сторону железного занавеса.

Мой возлюбленный всеми силами ненавидит сталинистский режим, продолжающий существовать в Северной Корее. Рядом с ним развилось и мое политическое сознание, я поняла всю глубину ужаса диктатуры. Мой друг считает, однако, что я еще недостаточно критично отношусь к этому режиму. Мой друг захвачен политической борьбой, он сражается за то, чтобы разрушить систему, в то в время как большинство перебежчиков в Южной Корее опускают руки и предпочитают концентрироваться на собственных усилиях и обосноваться в южнокорейском обществе. Я понимаю увлеченность моего друга, но меня воодушевляет иное.