европейских партнеров) они создали основы европейской интеграции, а с помощью Оккупационного статута – структуру контроля, которая должна была предотвратить повторение ошибок германской политики после Первой мировой войны.

Конечно, для этого им нужны были сильные и решительные партнеры с немецкой стороны, без которых осуществление такого проекта было бы невозможно. Прежде всего, демократические партии, вновь возникшие или реорганизованные после 1945 года, а также Аденауэр, который был столь же осторожен, сколь и решителен, были готовы к тесному сотрудничеству, тем более что их влияние росло по мере того, как обострялась холодная война и немцы были нужны в военном, экономическом и политическом отношении.

Но решающие импульсы как в политике, так и в экономике исходили не от немецких политиков – у которых даже не было для этого средств – а задавались извне. В долгосрочной перспективе это можно рассматривать как удачу. Ведь длившиеся десятилетиями внутриполитические споры Германии по поводу того, какая система государственного и общественного устройства в индустриальном обществе является правильной, желательной, успешной, подходящей или даже применимой, теперь решались победителями во Второй мировой войне – и это на Западе, причем таким образом, что немцы не имели права голоса в важных вопросах, но последствия этого должны были оказаться для них весьма благоприятными.

Хотя вопрос о том, стабилизируется ли новая, ориентированная на Запад система социальной и капиталистической демократии в ФРГ, оставался открытым еще долгое время. С тех пор не было никакой реалистичной альтернативы – кроме концепции нейтральной воссоединенной Германии, как это обсуждалось в контексте «ноты Сталина». Но даже Германия, возглавляемая социал-демократами, была бы закреплена в западной системе в соответствии с волей руководства СДПГ, хотя, предположительно, с другой ориентацией экономической политики.

Таким образом, на тот момент ответ на вопрос о базовой нормативной ориентации Германии был получен для западной части страны. У немцев было мало возможностей для маневра в этом вопросе, даже после 1955 года. За исключением дебатов о перевооружении, внутриполитические споры больше не касались вопроса о том, является ли данный политический и социальный порядок правильным или неправильным, а касались того, как он должен быть реализован и расширен. По мере того как новый порядок оправдывал себя, тот факт, что он не был установлен самими западными немцами, становился все менее важным в восприятии ситуации – пока, наконец, в общественной памяти и в историографии не возникло впечатление, что именно сами западные немцы привели в движение демократию, экономическое чудо и западную интеграцию.

ВНУТРЕННЯЯ СТАБИЛИЗАЦИЯ

Результаты первых федеральных выборов в 1949 году свидетельствовали скорее о раздробленности, чем о консолидации. Если на послевоенных земельных выборах ХДС/ХСС получил чуть менее 38 процентов, а СДПГ – 35 процентов, то теперь обе партии потеряли голоса избирателей – за ХДС/ХСС проголосовали 31 процент избирателей, за СДПГ 29 процентов – в то время как либералы и многочисленные малые партии получили поддержку, такие как Немецкая партия и «Объединение экономического восстановления», которые принадлежали к национально-консервативному спектру, а также католический центр или крайне федералистская Партия Баварии. Чуть позже была основана партия перемещенных лиц, запрещенная верховными комиссарами, – «Союз лишенных родины и прав», само название которой – «бесправные» в современном понимании означало «жертвы денацификации» – указывало на ее политическое позиционирование в правом спектре. С другой стороны, КПГ, которая на выборах в ландтаг получила 9 процентов, теперь набрала лишь 5,7 процента голосов – вскоре она стала больше инструментом и жертвой холодной войны, чем действующим лицом.

Снижение числа голосов за две основные партии свидетельствовало о неуверенности в создании нового государства, а также об опасениях по поводу рыночно-либеральных экономических реформ, успех которых был весьма сомнителен до 1951 года. В то же время подобная ситуация отражала и неонационалистическую тенденцию, наблюдавшуюся в Западной Германии примерно с 1948 года, особенно в движении против денацификации и судов над военными преступниками. На первых выборах в ландтаги после 1949 года это развитие продолжилось. В Нижней Саксонии и Бремене Немецкая партия опередила «Союз», в Гессене его опередила СвДП, ХСС лишь немного опередила Партию Баварии, а вопрос о том, не повернет ли большая часть католической среды обратно к центристам, похоже, тоже не везде был решен[21].

В этих обстоятельствах большая коалиция могла бы стать очевидным выбором, но это оставило бы роль оппозиции только малым и маргинальным партиям, и опасность того, что из этого быстро сформируется единый национальный лагерь, в любом случае существовала. Решающим фактором, однако, была экономическая политика. СДПГ провела предвыборную кампанию как во времена Веймарского кризиса: с резкой риторикой классовой борьбы, с яростными нападками на «Союз» как партию церкви и капитала, с ориентацией на социальный конфликт и экономику, контролируемую государством. То, что этот расчет не оправдался, больше всего удивило СДПГ и ее председателя Шумахера, который, учитывая шаткие последствия экономической политики Эрхарда, твердо рассчитывал на победу и приход к власти. Мысль о том, что можно набрать сторонников там, где их пришлось оставить в 1933 году, оказалась вопиющим просчетом. Это стало следствием того, что в 1933 году СДПГ была недостаточно социалистической, что усилило КПГ, и недостаточно национальной, что пошло на пользу НСДАП. Однако акцент на национальных интересах по отношению к западным союзникам и социалистическая ориентация в экономической сфере не принесли успеха на выборах 1949 года. Теперь национальные голоса достались «Союзу» или правым малым партиям, а риторика классовой борьбы отпугивала большинство избирателей, в то время как в условиях эскалации холодной войны можно было привлечь лишь очень небольшое количество голосов левых.

Прошло целое десятилетие, прежде чем СДПГ сделала выводы из этого развития событий и больше не пыталась осмыслить явно новые условия послевоенного периода в категориях начала 1930‑х годов. Когда летом 1951 года динамика экономического чуда набирала обороты и политика Аденауэра по западной интеграции была не только успешной, но и безоговорочно одобрена избирателями, СДПГ потерпела неудачу в обоих основных направлениях своей оппозиционной политики и оказалась откровенным анахронизмом. Она должна была полностью переориентироваться и сделала это в 1959 году в Годесбергской программе, когда она отказалась от основного марксистского подхода к своей политике и, чуть позже, также поставила себя на почву западной интеграции[22].

Решение «Союза» вступить в небольшую правоцентристскую коалицию с СвДП и Немецкой партией, таким образом, продолжило сотрудничество в области экономической политики в Экономическом совете, а не тесное сотрудничество с СДПГ в Парламентском совете. Наряду с интеграцией с Западом, социальная рыночная экономика стала основным программным заявлением «Союза», что также было отражено в либеральных Дюссельдорфских основных принципах