Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рыбу? — переспросил Карик. Он даже подпрыгнул. — И хорошо клюет на него?
Профессор засмеялся:
— Да ты не рыболов ли? Ишь как загорелся весь.
— Ого! — замахал руками Карик. — Рыба… Да я могу хоть целый месяц просидеть с удочкой…
— И как? Удачно ловишь?
— Нет, — честно сознался Карик. — Мне почему-то не везет.
— Вот как. Ну, тогда я скажу тебе: почаще лови на личинку ручейника. Лучшей насадки на крючок, чем эта самая личинка, нет и не было.
— Надо попробовать.
— А как же он теперь, этот ручейник… без чехла?.. — спросила Валя. — Пропадет?
— Не пропадет, — беспечно сказал Иван Гермогенович. — Пока мы разговариваем, он, наверное, уже полдомика себе построил… Да ты не бойся. Он не погибнет… Вырастет, а потом превратится в летающее насекомое.
— Он? В летающее?
— Ну да, — сказал Иван Гермогенович, волоча по земле розовый лепесток. — Превратится в насекомое, очень похожее на ночную бабочку… Впрочем, ручейник — мастер не только летать. Он неплохо бегает и по земле, и по воде. А когда наступает время откладывать яички, он спускается под воду и здесь прикрепляет свою икру-яички к водяным растениям.
Иван Гермогенович окинул взглядом гору веток, листьев, лепестков, которые они натаскали во время разговора, и сказал:
— Ну, хватит. А то мы так завалили вход, что нам самим в пещеру не пробраться… Залезайте.
Карик и Валя долго просить себя не заставили. Они перескочили через кучу веток и вошли в полутемный, низкий коридор.
В самом конце еле-еле заметно светилась узкая щель.
Ребята шли в темноте, ощупывая стены руками. Ноги ступали будто по мягкому, нежному ковру.
Такими же мягкими, шелковистыми были и стены.
Карик поднял руку, пощупал потолок.
— И тут мягко! — удивился он.
Ребята дошли до конца коридора и тут перед круглой дырой остановились.
Холодный ветер дунул по ногам.
— Эту форточку надо закрыть! — сказал Карик. — Мама не велела на сквозняке сидеть.
Карик вернулся, принес мягкий лепесток, скомкал его и крепко забил им отверстие.
— Теперь не дует, — сказала Валя, — но зато стало очень темно. Идем обратно.
Ребята вернулись к входу в пещеру, где копошился среди веток, листьев и лепестков профессор.
— Ну, как? Понравился дом? — спросил Иван Гермогенович. — Жить можно?
— Кругом ковры, ковры! — весело сказал Карик. — Очень неплохо живет этот ручейник.
— Недурно! — согласился профессор. — Между прочим, эти ковры не простые. Если кто-нибудь захочет вытащить ручейника из домика, он уцепится за них крючками, и тогда уж никакая сила его не сдвинет… Однако за дело, друзья мои! Помогите-ка мне заложить вход, а то еще ночью к нам заберется какой-нибудь нежданный, непрошеный гость!
Профессор с помощью ребят навалил у входа кучу корней, а на них положил ветки, на ветки лепестки.
Получилась настоящая баррикада. Только сверху оставалась узкая щель, через которую в дом ручейника проникал синий ночной свет.
— Прекрасно, — сказал профессор. — Теперь уж к нам никто не заберется. Располагайтесь, друзья мои. Отдыхайте.
Ребята выбрали в углу, у самой стены, удобное местечко, растянулись на пушистом коврике и крепко-крепко прижались друг к другу.
Профессор лег рядом.
Отважные путешественники притихли, слушая, как за стенами домика шумел ночной печальный ветер и как уныло скрипели травяные деревья.
Сверху, с мокрых листьев, падали на крышу тяжелые, как чугунные ядра, капли воды.
В домике было тепло и сухо.
Профессор и ребята растянулись. Ковры были мягкие, как пуховики. Но путешественники не могли заснуть.
Это была их первая ночь в этом странном, новом для них мире, где за один только день они так много пережили и встретили так много опасностей.
Сквозь щели баррикады просвечивало темное ночное небо, и в небе мерцали огромные звезды.
Валя лежала с открытыми глазами. Она смотрела не отрываясь на голубую звезду, которая висела над входом в пещеру.
Звезда была такая большая, как полная луна, но только часто-часто мерцала.
Вот так и дома, когда лежишь в кровати и смотришь в окно, перед глазами качается большой, похожий на луну веселый уличный фонарь.
Валя вспомнила дробное позвякивание трамваев, хриплые, сердитые гудки автомобилей и быстрые светлые полосы, которые бегут по окнам, будто догоняя одна другую.
Валя закрыла глаза.
На минуту ей показалось, что она лежит у себя дома в теплой кровати и слушает веселый уличный шум.
Дверь в соседнюю комнату закрыта, но из-под двери виднеется желтая полоска света.
В столовой мама убирает посуду. Гремят тарелки и чашки, звенят чайные ложечки.
Перемыв посуду, мама смахивает со стола крошки, накрывает стол чистой белой скатертью.
Валя вздохнула.
Она вспомнила крошки сыра, которые оставались утром на столе после завтрака, и проглотила слюнки.
Ах, если бы сюда, вот в эту пещеру, хоть бы одну крошку сыра, такого свежего и вкусного! Этой крошки, конечно, хватило бы на ужин и профессору, и ей, и Карику, да и на завтрак осталось бы немного.
И Валя вздохнула снова.
А может быть, они навсегда останутся в этом страшном мире?
Вернутся ли они домой? Увидят ли они маму?
— Мама плачет, наверное, — тихонько сказала Валя.
— Плачет, — согласился Карик, — ясно, плачет.
Ребята задумались.
Что-то делает сейчас мама? Может быть, лежит одетая на кровати и при каждом шорохе поднимает голову с подушки и все прислушивается: не идут ли ее ребята?
На столе стоит, покрытый салфеткой, ужин, оставленный для них. В столовой тихо постукивают часы. В темном углу возится кошка.
На глаза Вали навернулись слезы. Она потихоньку вытерла их кулаком и крепко зажмурилась.
— Нет! Все-таки плакать не буду!
За стенами домика уныло свистел полночный ветер.
Путешественники лежали, каждый по-своему думая о большом мире, в котором они еще так недавно жили.
— Все ерунда! — с шумом вздохнул наконец профессор. — Не может этого быть, чтобы мы не вернулись… Вернемся, друзья мои, не унывайте.
Карик и Валя ничего не ответили. Они уже спали крепким, здоровым сном.
Тогда Иван Гермогенович сладко зевнул, повернулся на бок и, положив под голову, вместо подушки, кулак, раскатисто захрапел.
* * *
Путешественники спали так крепко, что даже не слышали, как ночью снова хлынул проливной летний дождь.
Глава одиннадцатая
Необыкновенный воздух. — Профессор угощает ребят яичницей. — Иван Гермогенович открывает фабрику одежды. — Пчела Андреевна. — Профессор и Карик исчезают.
Над холодной землей густыми волнами перекатывался белый туман. Он точно молоком залил притихший темный лес, заполнил глубокие лога и овраги.
Вершины деревьев то погружались в туман, то появлялись снова.
Утренний холод и