Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он что, в тебя влюбился? — обнародовала общий рескрипт Наташка, когда мальчишки ушли в свою комнату и можно было обсудить странное нашествие.
Настя недовольно мотнула головой. Как Вовка может влюбиться? И с чего? Половину смены не замечал, а теперь увидел? Этого не может быть!
Подобные мысли витали в ее голове всю ночь и все пасмурное утро. Она пыталась их заесть кашей на завтрак, но они назойливо возвращали ее к воспоминаниям о вчерашнем дне. Девчонки с их глупым гаданием, вонючая веревка, ночное чаепитие.
Суматоха с приездом родителей и ярмаркой немного развеяла Настю. Но теперь к этим мыслям примешивалось странное предчувствие грядущей беды. Самым тяжелым было осознание того, что из этого есть выход. Настя это чувствовала, но пока не могла понять, что надо сделать. А еще она начала ловить на себе взгляды. На нее стали смотреть. Или это у нее уже развивается паранойя?
Дождь все не начинался. Небо ворчало, перекидывая облака с одного гигантского плеча на другое, погромыхивало консервными банками. После завтрака весь лагерь старательно вытаптывал и без того реденькую травку на спортивном поле. Ветер гнул неустойчивые зонтики, трепал тенты палаток. Помимо магической палатки, было еще две. С какими-то кулинарными изысками. Кажется, кексами. Игра на первый взгляд была незатейливой — на глаз определить вес кекса. Эту шутку придумали малыши, поклонники поросенка Бейба[7]. Помнится, хозяин выиграл будущего погонщика овец в таком же конкурсе. Третья палатка стояла далеко и была, судя по красному кресту, медицинской. Настя все подумывала туда заглянуть. Чувствовала она себя неважно. Со вчерашнего дня душу скребли непонятные тревоги. Предчувствие беды не давало покоя. А еще у нее из головы не выходил старший вожатый.
Магическая палатка работала плохо. Родители прохаживались среди столов, не заглядывая под тент, украшенный каббалистическими знаками. Настя гуляла вокруг, наливаясь злобой. То ли у нее получилось устроить хорошую станцию на ярмарке, то ли нет — она пока не могла для себя это решить. От уверенности зависело, как вести себя на очередном разгроме у начальства — с пониманием качать головой или бороться за свои права.
Мелькал Женька. Половину ребят первого отряда уже разобрали чадолюбивые родственники, так что особенной работы на сегодня не предвиделось.
— Как дела? — около палатки появился Толмачев.
— Погадать? — тут же высунула нос Вава.
— Давай! — Вовка протянул свою длинную узловатую ладонь.
— Позолоти ручку! — игриво шевельнула плечом Маруся.
Вовка хлопнул себя по бокам — в его тренировочных штанах карманов не было.
— В обед булочками отдам.
Настя открывала и закрывала рот. Наверное, где-то сошел ледник или белые медведи внепланово завалились в спячку — за десять дней смены старший вожатый ни разу не подошел к ней и не спросил, как у нее дела, а за последние два дня это уже третий заход. Или меняется погода и действительно пойдет дождь?
Вава неуверенно провела ноготком по глубоким линиям на руке вожатого.
— Э-э-э… — протянула она, поглядывая на Настю. Та машинально бросила взгляд.
— Ладонь широкая, пропорциональная, — произнесла негромко она, то ли подсказывая, то ли боясь, что их услышит еще кто-то, кроме Вовки. — Добродушие, открытый характер, уравновешенность. Не умеет лгать и обманывать. Работа скорее техническая, чем интеллектуальная. Линии Жизни и Судьбы глубокие — ты сам для себя уже все определил и не свернешь с намеченного пути. За здоровьем надо будет следить. — Настя и не заметила, как перехватила из Вавиной руки ладонь старшего вожатого и с азартом начала ее разглядывать. — Сильно развито воображение. — Она показала на основание большого пальца. — Но ты рациональный человек, поэтому все у тебя подчинено разуму.
— Да что ты! — впервые откликнулся Толмачев, блеснув в Настину сторону карими глазами.
— Будешь женат, будут дети, — смутившись, добавила Настя, повернув напоследок тяжелую неподатливую ладонь ребром.
Она выпустила Вовкину руку, но тут он сам цапнул ее за локоть.
— Пойдем! — потянул он Настю за собой.
— Куда?
Настя оглянулась на своих подопечных. И у Вавы, и у Маруси были восторженные мордочки, словно она им сейчас продемонстрировала чудеса левитации, а не доступные всем азы хиромантии.
— Проверим, насколько рациональное во мне преобладает.
Все было странно — и внезапный интерес, и то, как он отреагировал на гадание. Но главное — только Вовка взял Настю за руку, все внутри нее взорвалось, так что ноги уже отдельно от ее сознания потопали туда, куда он ее вел.
Они остановились около палатки с кексами. Впрочем, кексы были больше похожи на куличи. Бабушка всегда пекла такие — крутобокие, с белой глазурью, усыпанные разноцветными конфитюшками.
— Что нужно делать? — Вовка окинул взглядом унылый ряд хлебобулочных изделий.
— Оценить вес, — высунулась из-под тента девочка из четвертого отряда с сильно облупившимся носом и россыпью веснушек по щекам — ее любило солнышко.
— Какая ставка? — Вовка снова похлопал себя по бокам.
— Десять рублей, — заученно начала объяснять обладательница конопушек. — Кладете деньги в корзинку и объявляете, сколько весит вот этот… — она почему-то замялась, — пирог.
Настя удивленно вздернула брови — новая версия названия кривобокого кулинарного шедевра.
— В долг можно? Деньги не взял. — Вовка все еще обшаривал себя, оглядываясь вокруг, словно нужная монетка могла лежать на земле.
— Я заплачу, — заторопилась Настя, боясь, что Вовка почувствует себя неловко. Она знала об этом конкурсе и сама собиралась участвовать, поэтому специально взяла мелочь.
Она бросила в корзинку две скомканные купюры и посмотрела на вожатого.
— Ты первая, — разрешил он.
Настя осторожно подняла указанный кекс. Интересно, есть ли здесь хотя бы килограмм?
— Пятьсот граммов, — прошептал Вовка.
— С чего ты взял? — Она протянула кекс вожатому, но тот демонстративно спрятал руки за спину.
— Пятьсот пятьдесят, — уточнил Толмачев. — Запиши на нее, — повернулся к девчонке вожатый. — А победителю кекс отдадут? Если да, то вечером я приду пить чай. — Это уже он сказал Насте.
У Насти открылся рот, но почувствовала она это, когда Вовка, ссутулившись, пошел прочь. В рот начал задувать ветер. Настя сглотнула, несколько раз моргнула и лишь сейчас сообразила, что все еще «взвешивает» кекс.
— А как вас зовут? — На мятом листочке девчонка вывела цифру шесть. И этот конкурс не имел большого успеха.
Вовка уходил, а Настя неожиданно вновь вспомнила неприятный запах горелой веревки. Пробормотав свое имя, она уже собралась уйти, как вдруг привидением, словно из-под земли, перед ней возник Женька.