— Адам, мы просто друзья. Ты поцеловал меня всего один раз, несколько недель назад. Вот, и за ним не последовало больше ни одного поцелуя. Ты даже не пытался ухаживать за мной.

— А ты знаешь, почему? — Он откинулся назад, глядя на нее. — Потому, что я не смел прикоснуться к тебе, не смел поцеловать тебя. Мне не хотелось потерять последний рассудок, когда мне придется уехать.

— Что ты имеешь в виду? — испугалась она. Внутри у нее начал распространяться страх, неся с собой холод и тупую боль.

— Просто то, что все кончено, — ответил Адам, и у его рта пролегла жесткая линия. — Все это было не больше чем игра, не так ли, Либби? Вся эта суета с приведением Сторожки лесника в надлежащий вид, когда ты воображала, что это твой старый домик на дереве. Тебе доставляло удовольствие, что твои друзья говорят о Либби Мэйсон и ее сумасбродном дружке, в то время как Блэйни оказывается пострадавшей стороной и ходит вокруг в ожидании одному Богу известно чего.

— Я не хотела причинять Яну боль, — прошептала она, с трудом соображая, о чем она говорит, и Адам покачал головой, будто перед ним умственно отсталый ребенок.

— Это еще одна из общих фраз, которыми я сыт по горло. Конечно, ты причиняешь ему боль, причем до такой степени, что он истекает кровью. Ну что ж, такова жизнь, и ничего тут не поделаешь. Но ты должна смотреть правде в лицо и понимать это.

Она сидела молча, разглядывая свои руки и не видя их.

— А я не Ян Блэйни, — продолжал он резко. — Мне надоело прятаться по закоулкам и играть в прятки с Дженни Драйвер и ей подобными.

Через лобовое стекло светило жаркое солнце, о которое билась, жужжа, оказавшаяся взаперти муха. Либби приоткрыла боковое стекло и наблюдала, как муха вылетела наружу и затем скрылась из виду.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — очень медленно проговорила она.

— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Она резко повернулась к нему лицом, на котором он увидел смятение, граничащее с паникой.

— Нет, Адам, дай мне немного времени.

— До сегодняшнего вечера. Я приду сегодня вечером.

Они обступили ее со всех сторон, будто стояли тут, рядом, — Ян, дядя Грэй, друзья, соседи. Выйти замуж за Адама означало отрезать себя от них, и, возможно, навсегда.

— Предположим, я отвечу, что пока что не хочу ни за кого выходить замуж, будешь ли…

— Буду ли я поблизости? Нет.

Ей на мгновение почудилось, что она заглядывает в дуло заряженного ружья, словно она знает, что должно произойти нечто такое, отчего погаснет солнце. Она произнесла в отчаянии:

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Скажешь мне сегодня вечером.

— Адам, пожалуйста!

— Не сейчас, Либби. Я подыгрывал тебе, покуда мог. Я выхожу из игры, поскольку не исключено, что, прочтя в один прекрасный день сообщение в газете о твоей свадьбе с Яном Блэйни, я не уйду в соседнюю комнату, чтобы перерезать себе горло.

— Ты так обо мне думаешь?

— Пока нет, но я на грани того, чтобы отдаться воле случая.

Она не могла дать ему уйти, не могла потерять его. Она* схватила его за руку так, словно могла удержать его рядом.

— Я скажу дяде Грэю, обещаю. Не приходи в дом. Я скажу ему.

— Скажешь?

— Обещаю. Где ты будешь ждать?

— Я буду ждать на Зеленой лужайке. Там есть скамейка. Я буду там. — Он поглядел на нее почти обезличенно. Так, как смотрит художник на объект, который ему придется рисовать по памяти, — запоминая каждую деталь, до последней мелочи.

— Адам… — Если бы он обнял ее, она прижалась бы к нему всем телом, совершенно не обращая внимания на прохожих, которые могут их увидеть. Но он не сделал этого. Открыл дверь и вышел из машины. — Сегодня вечером я все ему скажу и приду к тебе, туда.

— До свидания, Либби.

Когда Эми увидела Либби, ее поразила мертвенная бледность ее обычно цветущего здоровьем лица. Эми шагнула к ней, протянув руку, словно Либби нуждалась в физической поддержке.

— Что случилось? Дорожное происшествие?

— Нет, с машиной все в порядке. Ничего не случилось.

Либби прошла на кухню, и Эми потребовала:

— Тогда где же покупки?

— Я забыла о них, извини. Я поеду назад.

— Ты посидишь здесь и выпьешь чашку чая. — Она поглядела, как Либби садилась на стул, и затем спросила: — Что он сделал? — имея в виду Адама. Она знала, что это был Адам.

Либби ответила:

— Он попросил меня выйти за него замуж.

— Ха! — Эми вскинула голову, издав фыркающий звук, означавший, насколько смехотворно все это. — Похоже, он потрудился на славу. Не сомневаюсь, он с удовольствием стал бы хозяином всего этого.

— Если он уйдет, я не знаю, что с собой сделаю. — Она в отчаянии сцепила руки так, что побелели суставы пальцев, и поднесла их к губам.

— Никуда он не денется, — успокоила ее Эми.

— Но он собирается.

— Ну и скатертью ему дорога, если так.

— Он не уйдет, так как я собираюсь выйти за него замуж.

— Ты не можешь выйти за него замуж.

— Могу, Эми.

— Тебе еще нет двадцати одного года. Твой дядя не даст на это разрешения.

— Член городского магистрата даст.

— Неужели ты пойдешь за этим в суд, где все будут глазеть и ухмыляться? Ты никогда не сделаешь этого!

— Пойду, если придется. Я выйду за него замуж, никто меня не остановит.

Хвала Всевышнему, господин Грэм возвращается домой. Он все уладит. Было не похоже даже, что мисс Либби выглядела счастливой. Напротив, она казалась просто напуганной. В течение всего дня она бродила кругом, будто привидение, и, — что бы она ни сделала, Эми приходилось за ней переделывать, так как Либби, казалось, была на грани помешательства.

«Такова жизнь», — сказал Адам, и она впервые столкнулась с настоящей жизнью. Она попыталась быть самостоятельной и сразу же заблудилась.

Одна ее часть стремилась к прежней надежности так страстно, что ей хотелось закрыть на замки все двери и затворить окна, не впуская его внутрь и не выпуская прежнюю жизнь наружу.

Уже стемнело, когда Грэм Мэйсон приехал домой. Было почти половина десятого. И в течение всего этого времени, в ожидании дяди, Либби ходила по дому как потерянная.

Адам будет сидеть там в наступающих сумерках. Улицы опустеют, и ребятишки покинут небольшой участок, покрытый густой травой, который называют Зеленой лужайкой.

Когда прозвенел дверной звонок, она не знала, кто это — Адам или дядя, и, увидев на пороге дядю Грэя, вздохнула с огромным облегчением. Она обхватила его за шею руками.