Дорогая Джемма,

Первая часть этого письма скорее признание, чем воспоминание. Об этом я никогда не говорил, даже с тобой. Это бремя, которое я несу почти пятнадцать лет, и, может быть, пора всё прояснить.

Восемнадцатое июля 2000 года. Я мало что помню о том, что произошло в тот день, но помню, что моя мама плохо себя чувствовала. Когда она уложила меня в кровать в ту ночь, она наклонилась поцеловать меня.

— Сладких снов, — прошептала она, проводя рукой по моему лбу. Она говорила мне это каждую ночь.

— Спокойной ночи, мама, — ответил я. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, милый.

Она коротко улыбнулась, но затем её лицо исказилось, будто от боли. Я быстро сел, когда она приложила руку к животу.

— Что такое? — спросил я. — Ты в порядке?

— Просто немного больно, — ответила она, отмахиваясь. — Я в порядке, сладкий.

Её слов было достаточно, чтобы ослабить моё переживание, и я быстро заснул. Как раз после полуночи мой отец зашёл ко мне в комнату, чтобы разбудить меня.

— Брэкстон, — произнёс он. — Нужно вставать, сынок, — я был таким уставшим и сонным; я простонал и перевернулся на бок. — Брэкстон, — повторил он, на этот раз строже. — Твоей маме нехорошо. Я повезу её в больницу.

— Я не хочу вставать, — ныл я. — Я устал.

— Пожалуйста, сынок. Твоей маме очень больно, — мой отец был очень терпеливым человеком и редко терял со мной самообладание. — Если не хочешь ехать в больницу, я могу позвонить Робинсонам и узнать, присмотрят ли они за тобой, пока мы не вернёмся. Спускайся вниз, когда оденешься.

Он вышел из комнаты, и я сделал что-то невероятно эгоистичное: я снова заснул. Я не уверен, сколько прошло времени, но на этот раз я проснулся от крика отца.

— Брэкстон, сейчас же вставай с кровати! — он откинул одеяло и потянул меня за руку. — Я сказал тебе встать и одеться. У твоей бедной мамы агония.

На этот раз я не колебался. По тону голоса отца я мог сказать, что он очень беспокоится за мою мать.

Когда я спустился, я увидел её согнутой пополам от боли. Она громко стонала, и тогда пришла паника. Я никогда раньше не видел её такой.

— Мама! — закричал я, подбегая к ней у входной двери. — Ты в порядке?

— Буду в порядке, малыш, — задыхаясь, ответила она, натягивая улыбку. Но взгляд ужаса в её глазах сказал мне, что она далеко не в порядке. Была середина зимы, но её светлые кудряшки приклеились к её лбу от испарины.

— Идём, Грейс, — нежно произнёс мой отец, обвивая её рукой. — Давай я посажу тебя в машину, — она спустилась только с первой ступеньки, когда у неё изо рта вырвался душераздирающий стон. — О господи, — пробормотал мой отец, подхватывая её на руки и спеша к машине. — Иди к соседям, сынок; Робинсоны тебя ждут. Они позаботятся о тебе, пока мы не приедем домой.

Как раз когда мой отец сказал это, загорелся свет на крыльце твоего дома. Твоей отец вышел в полосатом халате поверх пижамы, но я просто стоял на месте, парализованный страхом.

Следующие несколько минут были размытым пятном.

— Я люблю тебя, мама! — крикнул я, пока мой отец укладывал её в машину.

— С ней всё будет нормально, — сказал рядом со мной твой отец, кладя руку на моё плечо. Это сбило меня с толку, потому что я не понимал, почему стою там. Мой взгляд был сосредоточен на машине, пока мой отец с визгом съезжал с подъездной дорожки и мчался по улице. Я помню, как боролся со слезами, пока твой отец вёл меня к вашему дому. — Кристин стелет тебе на диване.

Я не смог снова заснуть, слишком переживал за маму. Я смотрел, как время на видеомагнитофоне дошло до 3:56 ночи, когда услышал, как машина моего отца остановилась по соседству. Хоть я ждал его возвращения, внутри я чувствовал себя плохо. Будто часть меня знала, что моя жизнь навсегда изменится.

Свет в коридоре загорелся через несколько секунд после того, как он постучал в вашу входную дверь, а я просто лежал, боясь двигаться. Я видел, как твой отец просунул руки в халат, выходя в коридор, твоя мама шла следом.

— Как Грейс? — спросила она в тот момент, когда впустила моего папу. Я всё видел со своего места, и пустое выражение его лица, когда я заметил его, я никогда не забуду.