Тень сомнения легла на лицо Кота.

— И для чего же тогда, — осторожно начал он, — вы решили этим заняться?

— Просто хочу оказать услугу, — честно ответил я.

Кот вежливо улыбнулся, показывая идеально отшлифованные стоматологами зубы.

— Понимаю, — сказал он, — но речь идет не просто об услуге. Есть кое-что более важное, чем любая услуга. Это деньги.

Вид у него при этом был такой, словно он выкладывал флэш-ройал против моей швали.

Конечно, теперь стало понятно, зачем он пригласил меня на игру и открыл кредит в кассе своего «казино». Он хотел заранее наложить лапу на Чартерстаун, пока цена на него не взлетела до небес. Оттого-то он так охотно кормил меня фишками. Он хотел закабалить меня карточным долгом. Но, к сожалению (его, а не моему), я был верен миссис Кэдуоллер-Бофорт, и меня не интересовало, получу я на девять тысяч больше или на девять тысяч меньше.

Как я и думал, он быстро перешел к делу.

— Мы бы не прочь купить это поместье, мистер Баркер, — заявил Кот.

Прочие члены «Бумажного Сообщества», как я заметил, тоже проявили неподдельный интерес к нашему разговору. Свинья, например, пристроился прямо у меня за спиной, что не доставляло особого удовольствия.

— И мы, — хрюкнул он у меня за ухом, обдав жаром затылок, — мы не останемся перед вами в долгу.

Оглянувшись, я увидел, что он делает странные движения, будто нарезает ветчину на слайсере.

Ситуация назревала непростая, я, можно сказать, «попал», но между тем был убежден, что, если бы они ссудили мне еще, скажем, тысяч пять, я смог бы отыграться и сбросить с себя этот карточный долг, нависший надо мной.

— Позвольте прояснить одну вещь, — заговорил я. — Заранее буду рад любому предложению, любой цене, которую вы можете назвать для миссис Кэдуоллер-Бофорт, но боюсь, как бы у нас не получилось фальстарта, ведь я даже не произвел предварительной оценки собственности.

— Не беспокойтесь, — ответил Кот, — мы уже сделали это.

— Вот как? — И только тут я понял, в какие лапы угодил. Вообще-то, стоимость недвижимости зависит не только от оценки эксперта, но и от цены, которая может сложиться на рынке. Тем более что и оценка — вещь достаточно относительная: можно оценить одно и то же и в двадцать пять, и в шестьдесят миллионов. — И во сколько же вы примерно оцениваете эту сделку?

— Четыреста тысяч фунтов, — сказал Кот. — Еще лимонаду?

— Вы хоть понимаете, что предложенное вами совершенно противозаконно?

Я смотрел на него так, что, носи я монокль, он бы выпал у меня из глаза.

Кот выглядел несколько озадаченным.

— Ну да, конечно, — сказал он. — Есть некоторые мелочи. Но вы не беспокойтесь, мы все проведем как надо. Расследовать подобную сделку очень трудно. Даже если бы дошло до суда, в таких делах очень трудно разобраться, уж поверьте на слово. Если это и назовут преступлением, то уж никак не в суде. — Он слизнул капельку сырного крема с кончика пальца. — Тем более для всех это останется тайной.

— Но только не для меня, приятель! — возмутился я.

— Никакой он не приятель! — рявкнул пес, который уже стоял рядом, подчеркивая свою солидарность со мной.

В момент, когда Кот сделал свое предложение, я как раз дегустировал миниатюрные пирожки «самоса» с фруктовой начинкой. Все произошло так неожиданно, словно включаешь душ, где кто-то до этого установил особый режим, и на тебя со всех сторон артиллерийским огнем хлещет вода. Мне захотелось отложить пирожок, я засомневался, стоит ли мне продолжать пользоваться гостеприимством Кота. Но быстро опомнился, решив, что съеденный пирожок не увеличит моего долга перед хозяином дома.

— Теперь ты начинаешь пухнуть и пахнуть на пределе возможностей, — сказал пес. — И он настроен крайне враждебно, так что нам лучше всего немедленно… — Тут он осекся, загипнотизированный надкушенным пирожком в моей руке. — …И если вы не собираетесь это есть, то, может быть, уроните на пол? Не беспокойтесь, я подберу.

— Ладно, будем надеяться, что вы никому ничего не скажете, — произнес Кот, поглядывая на меня, как старый школьный учитель Сарки Банторп на учеников, оставшихся после уроков. «Вы называете это трудностями в обучении, а я — ленью». До сих помню эту его любимую присказку. Он был особенно популярен среди образцовых учеников за свою способность показывать отстающим их ничтожество. — Никто из присутствующих не вынесет за порог того, о чем сейчас говорилось. Предполагаю, и ваша очаровательная шавка тоже никому не расскажет, так что никакой утечки информации, все сугубо между нами. И никто, подчеркиваю, никто не пострадает.

— Да я расскажу об этих плутнях каждой окрестной собаке, — возмутился Пучок. — Отмечу на каждом столбе! Да за кого меня здесь принимают?! — Пес явно выглядел обиженным.

Кот повернулся к собравшимся в комнате, как бы для того, чтобы они подтвердили его слова, и продолжил:

— Мы говорим о сумме примерно в двадцать пять миллионов. Такова стоимость поместья в его нынешнем состоянии. Однако это не предел. После некоторых э-эм… реставрационных работ мы перепродадим его — буду с вами откровенен — как престижный участок, застроенный коттеджами, где-то миллионов за сорок. Реставрация и перестройка обойдутся примерно в шесть миллионов, включая четыреста тысяч, которые пойдут в уплату миссис Кэдуоллер-Бофорт. Теперь о том, на что можете рассчитывать вы при таком обороте дел. — Он сделал выразительную паузу. — Пятьсот тысяч плюс шесть тысяч комиссионных, которые вы получите от хозяйки поместья. Итого, вы можете унести в клюве пятьсот шесть тысяч фунтов.

Довольный рокот, похожий на мурлыканье кота, прокатился по комнате. Одобрение, благоговение и прочие родственные чувства выражались каждым из присутствующих. Они, будто ученики Платона, слушали, как великий человек подводит свою речь к заключению. Этот факт не ускользнул от внимания пса, во взгляде которого оставалась обида.

— Но какая прибыль в том миссис Кэдуоллер-Бофорт? — спросил я.

Я понимал, что задаю наивный вопрос. Какую выгоду получили от изобретения атомной бомбы жители Нагасаки и Хиросимы? Разве ее изобретали для них? В самом деле, для чего разрабатывался такой тонкий, хитроумный план? Неужели для того, чтобы миссис Кэдуоллер-Бофорт заработала побольше денег, которые ей за остаток жизни и не потратить?

Кот рассмеялся, и мне показалось, что это был знак, понятный лишь некоторым посвященным. С застывшей на лице улыбочкой он обошел стол со жратвой. Впрочем, скорее, это была и не улыбка вовсе, а какая-то самоуверенно-сладострастная гримаса, правда слегка кисловатая.

— А с вами непросто вести торг, мистер Баркер.

— Вовсе нет, — ответил я. Я не вел с ними никакого торга. Скорее, если уж на то пошло, это меня пытались втравить в какую-то авантюру.