— Они целовались? — уточнил я.

— Регулярно, — ухмыльнулся пес.

Я подумал, уж лучше бы она занималась этим не дома. У меня отчего-то защемило сердце. Я чувствовал странную неловкость, и в то же время эти расспросы казались мне предательством по отношению к Линдси.

— Как думаешь, она любит этого Джима? — спросил я.

— О да, — откликнулся пес, — но не так, как я — тебя. А ты меня любишь?

Я потрепал его за ухом.

— Очень.

В самом деле, как быстро все случилось. Я о наших с псом взаимоотношениях.

Я почувствовал, как внутри поднимается тепло, и устыдился. У меня была собака, которая любила меня, у меня была Линдси, которая все время твердила, что без ума от меня, глядя мне в глаза. Собаке заглянуть в мои глаза было значительно труднее, и поэтому он чаще тыкался носом в колено.

Мы с Линдси редко говорили друг другу: «Я люблю тебя», обычно — надрывно звенящее «я от тебя без ума». Это «я люблю тебя» всегда давалось мне с особым трудом, впервые я сообщил Линдси о своих чувствах в таких словах через год и три месяца после начала нашего знакомства. В тот момент зазвонили колокола, извещавшие о наступлении Нового года.

Казалось, я мог говорить подобные вещи лишь по большим праздникам, когда на поверхность всплывают фантазии, а ум, напротив, тонет в алкоголе.

В дверь постучали. Выбравшись в коридор, я обнаружил на полу конверт, по виду очень дорогой. На нем стояло мое имя, но адрес был написан неправильно.

Из вскрытого пакета выкатилась игорная фишка на 500 фунтов стерлингов. Я повертел ее в пальцах, она магнитом притягивала глаза, как колбаса притягивает собаку. Жизнь — это, в сущности, «однорукий бандит», подумалось мне в этот момент. Чем дольше играешь, тем больше увлекаешься. Потом я заглянул в конверт. Там была еще записка, небрежным почерком было нацарапано: «Морковка». Понятное дело, «для ослика». Что дальше? Очевидно, дубинка, если морковка не поможет. Я положил фишку в карман брюк, одел ошейник Пучку и вышел из дома.

«Что же это такое, — призадумался я во время прогулки, когда мы шли на свидание с Линдси по приморскому бульвару, — что может заставить тебя полюбить так быстро?»

Наверное, пес разбудил во мне какие-то отцовские качества. Дело не просто в привязанности и не в том, что я за него, прирученного, в ответе… Впрочем, стоило расспросить об этом собаку.

— Ты сказал, что любишь меня, — заметил я, когда мы приближались к лотку с мороженым. Там было фисташковое, мое любимое. Пес трусил рядом, преданно посматривая на меня.

— О да, — живо откликнулся он.

— За что?

— Вы такой добрый, — сказал пес, слабо кивнув головой. — Простите меня, — кашлянул он, — голова немного кружится от голода.

— Ты же завтракал только что, — напомнил я.

— Это когда?

— Утром.

— Ну, если вы так считаете, — сказал он, хмурый, как понедельник, — тогда…

— Завтракал-завтракал. И еще прикончил мои хлопья.

— Разве это еда для собаки? Хлопья… — обиженно заявил Пучок.

— А что же еще, если не еда?

— Тоже мне еда, — фыркнул пес. — Состоит из одних дырочек, а потом они в животе собираются в одну большую дырку. Ничего удивительного, что я все время голоден.

— Но ты еще слопал полбанки собачьих консервов, — напомнил я неоспоримый факт.

— Скудная компенсация за мои труды на ваше благо, — почти простонал он.

— Прекрасно, это именно то, что рекомендуют производители консервов: не перекармливать.

— Да? — саркастически заметил пес. — Разве эти производители — собаки? Если бы они были собаками, рискну предположить, что рекомендации по кормлению были бы совершенно другие. — Тут он заметил мороженщика и замер у лотка с видом диабетика, готового свалиться с ног, если немедленно не получит сладкого.

— Любишь мороженое? — спросил я, подумывая тем временем: «Не мешало бы сводить тебя к ветеринару, чтобы установить подходящую диету».

— Я бы не прочь отведать парочку самых кро-о-ошечных «Магнумов», — залебезил пес.

— Ничего себе «крошечных». Магнум — это самое большое эскимо, потому оно и называется «Магнум».

— Что ж, — удрученно произнес пес, — раз нет маленьких «Магнумов»…

— То ты согласен на большие.

— Да, и двойной шоколад — это весьма калорийно…

— Как раз то, чего требует твое хрупкое телосложение.

Пучок расцвел.

Мороженое было куплено и съедено на скамейке, обращенной к морю, над которым кружились чайки, истерическими криками распугивая одиноких прохожих. Было в них нечто эфемерное и преходящее, как все в этом мире, и особенно «Магнум», исчезнувший, как эхо вечности, в наших глотках.

Вероятно, это было не самое подходящее время, для того чтобы оповестить Линдси о появлении в нашей жизни четвероногого друга. Препятствия тут могли возникнуть самые разные. Во-первых, ее новый ковер, а во-вторых, и это куда более важно, мне не удастся скрыть от нее, что я разговариваю с собакой.

Поглощая шоколадное лакомство, я чувствовал на себе честный и преданный собачий взгляд — Пучок расправился со своей порцией быстрее, чем я успел произнести: «Эта штука стоит два фунта тридцать пенсов, постарайся растянуть удовольствие».

Два тридцать каждое. Примерно одна четырехтысячная моего долга Тиббсу.

Пес юлил передо мной, припадал на передние лапы и гипнотизировал, как удав. Каждое движение моей руки ко рту сопровождалось его неотрывным взглядом.

Я слизнул остатки эскимо и сидел, постукивая палочкой о скамейку.

— Ты же не съел палочку! — напомнил пес.

— Палочки не едят.

— Это же косточка от мороженого! Их специально прячут в шоколаде, чтобы ты смог добраться до них в последнюю очередь.

Я бросил ему палочку, и он слопал ее на лету. Дальше, намекал Кот, будет палочка. Только на ней уже будет не мороженое и не леденец. Хотя как знать, какого размера палочку они намерены против меня использовать. Весьма возможно, бейсбольную биту. А то и стальную клюшку для гольфа, также любимую гангстерами.

— А как ты относишься к палкам? — спросил я его. — Большим, настоящим палкам?

Пес отвернулся, словно не расслышав этих слов, видимо приняв их за какой-то обидный намек.

— Кстати, о любви, — вдруг вспомнил он, отрывая взгляд от синего горизонта. — Я еще больше полюблю тебя, если ты купишь мне пакетик чипсов.

— Всему свое время. Думаю, нам не стоит торопиться с этим.

Пес пригорюнился на секунду, но тут же переключился на проезжавшего мимо роллера.

— Ничего себе — колеса на ногах. Что за извращение! — пролаял он.