Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эвелин так резко дернулась, что наверняка упала бы с кровати, если бы Кайл не сжимал ее в объятиях. Она замерла, раскрасневшись, тяжело дыша, ошеломленно глядя на него расширенными глазами. Затем встала с его коленей и ответила на звонок, стараясь выровнять дыхание.
Кайл сразу догадался: плохие новости, потому что лицо Эвелин сделалось белым как полотно.
– Поняла. Уже еду, – сказала она через минуту и отложила телефон.
– Что случилось?
– Похищена еще одна девочка.
Эвелин вошла в кабинет для инструктажа, битком набитый полицейскими и агентами ФБР. Было трудно дышать не только от духоты, но и от переполнявших всех этих людей эмоций и вопросов.
– Кто-нибудь из подозреваемых был под нашим наблюдением, когда это случилось? – громко спрашивал Джек.
– Дом новой жертвы далеко от дома Бриттани? – вторила ему Карли.
– Как это вообще могло случиться?! – перекричал всех молодой коп. – Как похититель совершил еще одно преступление, если весь город его ищет? Столько полицейских на улицах! Почему его никто не видел?
Этот громкий голос, в котором слышались гнев и отчаяние, заставил всех замолчать, и Томас выступил вперед. Он выглядел очень усталым уже в тот день, когда Эвелин приехала в город, сейчас же на него было страшно смотреть: кожа посерела, глаза ввалились.
– Нам позвонили час назад. Нужно спешить, – напомнил Томас, – так что собрание будет кратким. Четверо агентов из КБРПД берут показания в доме жертвы. Но общие сведения у нас уже есть. На месте похищения оставлен стишок.
При этих словах все подобрались. Эвелин видела вокруг плотно сжатые челюсти и обеспокоенные взгляды. Она, как и все, чувствовала напряжение. Изначально было ясно, что похититель не остановится на Бриттани. Эвелин сама написала об этом в профайле, но не ожидала, что новое преступление произойдет так скоро. Похититель теряет терпение, а это значит, что он становится менее осторожным, но и более опасным.
– На этот раз мы можем точнее установить время похищения. Девочку украли в огороженном дворе за родительским домом. Мать видела ее за час до того, как нашла лист бумаги с текстом.
Копы начали переминаться с ноги на ногу и переглядываться – негодование и волнение не давали им устоять на месте. Кто-то сказал:
– Родители все еще отпускают детей гулять одних, пусть даже в собственном дворе?
– Девочка вышла из дома без спроса, – пояснил Томас. – Мать думала, она в своей комнате.
– А мы точно знаем, что ее похитили со двора, а не из комнаты? – спросила Эвелин, снова вспомнив о Касси.
– Да, – ответил Томас. – Похититель привязал стишок к скакалке, брошенной за домом. Мать сказала: скакалку они обычно держат в сарае. Значит, девочка достала ее оттуда, чтобы поиграть. К сожалению, мать не запретила ей выходить одной со всей строгостью и теперь не может себе этого простить. Но дочь сказала, что пойдет в свою комнату почитать, а мать пылесосила и не услышала, как хлопнула входная дверь.
Эвелин кивнула. Из дома была похищена только Касси. Не удивительно, что теперь, восемнадцать лет спустя, похититель уже не отваживается на такой риск. С другой стороны, сейчас, когда город наводнен полицейскими и агентами ФБР, действовать у них под носом рискованно в любом случае.
Впрочем, такая манера поведения преступника – не новость в судебной психиатрии. Он сохраняет осмотрительность в процессе похищения, но сокращает временной разрыв между преступлениями.
Надежды на то, что Массовик-затейник совершит ошибку, медленно испарялись, и Эвелин все сильнее охватывало беспокойство – что он сделает дальше?
– Есть ли хоть какая-то возможность предположить, что это внутрисемейное дело, а не новое преступление Массовика-затейника? – спросил Томас.
– Мы проверяем информацию, – сказала Карли. – Родители жертвы развелись. Отец в суде яростно добивался опеки над дочерью, но ее отдали матери. Он мог подумать, что похищение Бриттани послужит для него хорошим прикрытием, и забрать дочь. Сейчас мы устанавливаем его местонахождение. Отчим настроен решительно – заявляет, что отец специально подбросил стишок, чтобы направить нас по ложному следу.
Копы дружно вздохнули с облегчением, и некоторые даже заулыбались было, но Карли добавила:
– Однако стишок очень похож по стилю на те, что нам уже известны. Так что причастность Массовика-затейника тут более вероятна.
– Профайлер прочитает текст и поделится с нами соображениями, – заявил Томас. – А пока мы с вами все равно должны исходить из предположения, что это дело рук того же похитителя.
– Что говорится в стишке? – спросил кто-то.
Томас достал из папки лист бумаги и положил его под крышку сканера.
– На этот раз автор использовал стихотворный размер «Шалтая-Болтая».
На большом экране за спиной шефа полиции возник скан стихотворения:
– Чокнутый ублюдок! – выпалил молодой коп, и офицеры постарше выразили ему свое одобрение, крепко сжав рукоятки дубинок.
Эвелин прочитала текст еще раз. Преступник снова намекал на то, что он заранее выбрал место похищения, и снова обращался к родителям. Его желание наказать их за то, что плохо присматривают за ребенком, стало сильнее за прошедшие восемнадцать лет, однако он по-прежнему считал, что помогает девочкам. Или же хотел, чтобы в это поверила полиция.
– Что известно о жертве? – Голос Джека прозвучал не так громко и требовательно, как обычно.
– Ее зовут Лорен Шей. Двенадцать лет. – Томас нажал кнопку на ремоуте, и лист бумаги на экране сменился фотографией девочки.
У Лорен была белая кожа, усеянная веснушками, короткие каштановые кудряшки и озорные светло-карие глаза. На снимке она улыбалась. Счастливая. Беззаботная. Окруженная любовью. Не знающая бед.
– Господи! – выдохнул коп, стоявший рядом с Эвелин. – Я давно дружу с ее отчимом! Не могу поверить, что это Лорен…
– Кто-нибудь из подозреваемых находился под наблюдением? – повторила Эвелин уже прозвучавший раньше вопрос Джека. Если Томас выполнил ее просьбу и приставил двух копов к Дарнелу, его можно будет исключить из списка.
Шеф полиции покачал головой:
– Мы не успели организовать наблюдение, Эвелин. За Дарнелом Конвеем никто не следил.
– Ну, по крайней мере, мы можем исключить Уиггинса, – сказал напарник Джека. – Он ведь в больнице.
– Уже нет, – вздохнул Томас. – Его вчера выписали. Мы выставили сегодня пост у его дома на несколько часов. Он никуда не выходил, и наблюдение сняли, потому что нам не хватает людей.