— Более или менее, но есть и кое-что еще. Видите ли, в Обедне заключено сравнительно дюжее проклятье, от которого нашему объекту ухаживаний полагается зачахнуть и подохнуть собачьей смертью, посему, если наш человек и впрямь верит в свое дело и осведомлен в этом конкретном ритуале — а Драйден почти уверен, что так и есть, — ему надлежит испугаться как следует, и он может вообще прекратить свою деятельность.

— Знахари из Западной Африки это умеют до сих пор, — сказал Джордж. — Тысячи хорошо задокументированных случаев. Если жертва в самом деле верит, будто умрет в назначенный день, она, черт возьми, просто ложится и помирает.

— Уж не хотите ли вы сказать, — медленно выговорил Сэм, — будто есть шанс, что эта штука действительно способна убить нашего человека?

— Ну да, боюсь, это крайне вероятно.

— Превосходно. Когда начинаем?

— Одну секундочку, — вмешался Джордж. — До меня только что дошло — а как этот малый узнает, что Обедню провели, что она вообще такое, Обедня эта, и кто должен получить от нее плюх?

— Я рад, что вы спросили, — ответил я. — Существует лишь один способ, и он будет стоит всем нам определенной доли позора, но зато окажется эффективен.

И я сообщил им, что за способ. Когда истекли шумные и язвительные десять минут, мои сотрапезники на него согласились, но из дискуссии дружба наша не вышла неопаленной.

В этот миг в залу вступил Джок с телеграммой на подносике — ему нравится пижонить перед теми, кого он зовет Обществом. Подозреваю, что настоящим камердинером ему бы тоже очень понравилось быть; наверное, подарю ему на Рождество полосатый жилет.

Депеша была от Драйдена. Фразировка ее на миг сокрушила мои мыслительные способности: «ДЕЗАБИЛЬЕ ПРИБЫВАЕТ ФАЛЕЗ ЗАВТРА РЕПОЙ ПАСТИСЬ СУЩЕСТВЕННО».

Надо сказать, у Драйдена имеется один существенный недостаток — его убежденность в собственном владении телеграфным языком: друзей его заблуждение огорчает так, что нет сил. Во время оно можно было и наплевать, однако нынче, боюсь, он стал «клинически зависим», как выражаются алкогольные эскулапы. «Дезабилье» явно означало расстригу, лишившегося облачения и сана, «Фалез» — один из пакетботов, курсирующих между Веймутом и Джерси, а «пастись», судя по всему, — отредактированный рьяным телеграфистом «пастис»; но «репа» оставалась такой же загадочной, как и на Оксфордском вокзале.

— Джок, — сказал я. — В доме имеется «пастис»?

— Есть бутылка «Перно» — это ж одно и то же, нет?

— Запасись, пожалуйста, сегодня полуящиком «пастис». Как у нас с репой?

— Чудно́, что спрашиваете, мистер Чарли. Старый хрыч тока сёдни утром посадил грядку. И жабу под нее закопал. Но пару месяцев еще не взойдет.

— У зеленщиков уже должны продаваться эти маленькие французские. Попробуй крытый рынок в Сент-Хелиере, либо Французские ряды. Если не будет, может, она продается в банках, мороженая или сушеная, — это я оставляю на твое усмотрение, ты лучше понимаешь все закоулки розничной торговли: «нурри дан ле серай, тю ан коннэ ле детур»[122], — но к завтрашнему вечеру добудь, даже если придется платить наличными.

— Ну. Скока?

— Как ее продают, ты не в курсе? То есть, на вес, ты полагаешь, ярдами или как? Чем?

— Сдается, фунтами.

— Ну так что скажешь — пара фунтов составит добрую крепкую дозу для персоны брачного возраста?

— С прибором.

— Стало быть — ну.

— Ну, мистер Чарли.

— Как бы это ни завораживало — видеть вас таким хозяйственным, — раздумчиво произнес Сэм, — вы уверены, что нам не стоит обсудить ничего более насущного?

Я объяснил всё, но ни его, ни Джорджа это не умиротворило. Их первоначальные сомнения касательно нашего проекта возобновились этой беседой о «зернобобовой мистификации» (Сэм) и «жутких папистах, пропитавшихся абсентом» (Джордж). Я их несколько успокоил, но они все равно упрямились. Более того — в рукаве у них оказался собственный план, на исполнении коего они настаивали одновременно с прожектом Сатанинской Обедни.

— Понимаете ли, — сказал Сэм, — мы рассматривали жертв отдельно от колдовского аспекта — на тот случай, если он вдруг окажется отвлекающим маневром, — и хотя три штуки — не очень полезное для обобщений число, кое-какие предположительные заключения можно вывести. Во-первых, все три пострадавшие семьи — англичане. Это наводит на мысль о ненависти к английскому народу вообще.

— А также это может наводить на мысль, — вставил я, — об англичанине, которому не очень по вкусу джерсийские женщины.

— Англичанине? — фыркнул Джордж. — С подобной-то ведовской чепухой? Вздор.

— Мне казалось, мы пока не трогаем колдовской аспект.

— Мы и не трогаем, — ответил Сэм. — А ваш довод засчитывается, если мы придерживаемся логики. Но — далее. Мы с Джорджем оба терпимо зажиточны — хоть и не попадаем в класс иммигрантов-миллионеров, которые, судя по всему, столь возбуждают джерсийскую неприязнь, — однако супруг последней жертвы, врач, богат ровно настолько, насколько это ему позволяет частная практика, а на Джерси живет уже двадцать лет, и его все здесь очень любят. Вместе с тем, мы втроем можем быть отнесены к так называемому «среднему классу», а посему эдакие выпады могут являться выражением классовой ненависти вкупе либо порознь с антианглийскими настроениями. Заметьте — я говорю «антианглийские», а не «антибританские», поскольку Джерси, видимо, остается наилояльнейшим из апанажей[123] Короны. Затем — возраст жертв: им всем — за тридцать. Причиной тут может быть то, что всем нашим женам — за тридцать, но может и указывать на то, что насильнику просто нравятся женщины этого возраста. Это же, в свою очередь, может предполагать… — он буквально давился словами, ибо настроен, очевидно, был на убийство, а не на рассуждения, — что ему действительно нравятся привлекательные женщины в соку, и признать это мы вынуждены сравнительно нормальным. Я имею в виду, что если бы он нападал на маленьких девочек или пожилых дам, мы могли бы уверовать, будто он порочно безумен, не так ли? И последнее замечание: все три жертвы географически близки друг другу, что предполагает в нем пешехода, вам не кажется, или человека, опасающегося пользоваться транспортными средствами. В отличие, разумеется, от Джерсийского Зверя, который, судя по всему, ездил к своим, э-э, выбранным целям по всему острову на автомобиле.

— Или же, опять-таки, человека сравнительно здесь чужого, — мягко вставил я, — вроде англичанина, который попросту не знаком со всеми «напрямками»?