страны. Федеральное правительство обратилось за помощью к Мессии Жуайзейру, падре Сисеру, чья влиятельность сделала его крупной политической фигурой штата Сеара, отчасти потому, что Мессии удалось уберечь верующих от социально-революционной притягательности Престеса и его людей. Падре Сисеру, которого отнюдь не приводило в восторг присутствие федеральных войск в его вотчине (он указывал, что его паства вовсе не готова отвернуться от любого, кого правительство назовет бандитом, а колонна Престеса не отталкивала верующих своей антиобщественной позицией), принял это предложение. Лампиона пригласили в город Жуазейру, так называемый Иерусалим падре Сисеру, где приняли со всевозможными почестями; самый старший местный чиновник (инспектор министерства сельского хозяйства) официально пожаловал ему капитанское звание, а также по винтовке и 300 патронов каждому бойцу и велел гнать мятежников[50].

Великий бандит был сильно воодушевлен этим мгновенным переходом в законный статус. Однако дружески к нему настроенный «полковник» объяснил, что он просто становится пешкой в игре правительства, которое безусловно тут же отзовет его чин, как только Престес будет изгнан, и со столь же высокой вероятностью откажется соблюдать обещание об амнистии прошлых преступлений. Эти рассуждения, по-видимому, смогли убедить Лампиона, который с готовностью бросил преследование Престеса. Без сомнения, он разделял распространенное в местности мнение о том, что всем понятно, как иметь дело с мобильными вооруженными формированиями, а вот правительство — это что-то куда более непредсказуемое и опасное.

Единственные, кто не мог извлечь выгоды из такой удачной политической ситуации, были бандиты с отчетливо выраженной репутацией социальных бунтарей, настолько выраженной, что их смерть для любого землевладельца или аристократа была самым предпочтительным вариантом. Таких банд всегда было наперечет, их малое число определялось той легкостью, с которой крестьяне-бандиты могли установить отношения со значимыми фигурами.

Кроме того, политическая структура таких сельских обществ обеспечивала еще одно, и, возможно, самое серьезное, усиление для бандитизма. Если главенствующие семьи или партии оказывали ему покровительство, то проигрывающим, оппозиционным группам оставалось только прибегать к оружию, что, в крайних случаях, означало самим создать и возглавить бандитские формирования.

Тому есть многочисленные примеры. Слиман в своем «Путешествии по царству Ауда в 1849–1850» приводит список таких людей, как, например, Имам Букш, который продолжал держать шайку и заниматься грабежами, «хотя и восстановил владения на своих условиях». Эта же практика была в ходу (если не неизбежна) на Яве. Хорошим примером подобной ситуации является перуанский департамент Кахамарка в начале XX века, который породил немало «оппозиционных» бандитов, в частности Элеодоро Бенеля Сулуэта, против кого в середине 1920-х годов предпринимались развернутые военные кампании{77}. В 1914 году землевладелец Бенель сдал в аренду гасиенду Льяукан, что вызвало негодование среди местного индейского крестьянства, подстрекаемого братьями Рамос, которые занимались субарендой этого имения. Бенель обратился к властям, которые по обычаям того времени жестоко расправились с индейцами, еще более укрепив оставшихся в живых в их ненависти. Рамосы решили покончить с Бенелем, но смогли только убить его сына. «К сожалению, правосудие оказалось не на высоте, и преступление осталось безнаказанным», как тактично сформулировал историк, добавляя, что убийцы пользовались поддержкой некоторых личных врагов Бенеля, например, Альварадо Санта-Крус. Затем Бенель продал свое имущество, чтобы финансировать «внушительный легион своих подчиненных (trabajadores)[51], готовых отдать жизни за службу своему предводителю», и пошел войной на Альварадо и братьев Рамос. На этот раз правосудие высказалось определеннее, но Бенель укрепил собственную гасиенду и отказался повиноваться. Это, естественно, помогло ему «завоевать еще больше сочувствующих, которых он снабжал всем необходимым для жизни».

Бенель был лишь наиболее заметным из большого числа бандитских предводителей, которые возникали на фоне фактического провала правительственного авторитета, в сложном сочетании политического и личного соперничества, мести, политических и экономических амбиций, социального бунта. Военный историк так писал о той кампании:

Крестьяне в тех поселениях были покорные и вялые, неспособные противостоять местным мелким тиранам. Однако, если ты еще живой — тебя будет приводить в ярость несправедливость. Таким образом, местная власть и авторитетные фигуры, недостаточно интеллектуально готовые к своим непростым задачам, умудрились объединить против себя осмелевший и набравшийся решимости народ… История любого народа показывает, что в таких ситуациях формируются вооруженные отряды. В Чоте они пошли за Бенелем, в Кутерво за Васкесами[52] и другими. Эти люди отправляли свое собственное правосудие, наказывая тех, кто узурпировал чужую землю, закрепляя официально браки, преследуя преступников и наводя порядок среди местных феодалов.

В моменты выборов депутаты конгресса использовали этих бойцов, снабжая их оружием и науськивая против своих политических противников. Вооруженные формирования становились все сильнее, бандитизм достиг такого развития, что уже начал вызывать панику среди мирного населения{78}.

Бенель действовал вплоть до 1923 года, пока не сделал ошибку, вступив в союз с местными властителями, которые планировали свержение грозного президента Легиа; после этого на сцену были выведены серьезные силы и ситуация в Кахамарке была приведена в порядок, что потребовало больших усилий. Бенель был убит в 1927 году. Рамос и Альварадо тоже исчезли из виду, равно как и некоторые другие бандитские вожаки.

Подобное местное соперничество неотделимо от бандитизма. Весьма уместный пример — клан Макгрегоров в XVI–XVIII веках, в частности его самый знаменитый представитель — Роб Рой. Макгрегоры стали кланом грабителей, потому что враги намеревались их полностью истребить (и они действительно были формально распущены, а их клановое имя — запрещено). Репутация самого Роб Роя, как шотландского Робин Гуда, произошла главным образом из того, что он противопоставил себя герцогу Монтрозу, преуспевающему вельможе, который, по мнению Роб Роя, повел себя с ним несправедливо. Таким образом, вооруженное сопротивление тех, кто «вне», тем, кто «внутри» местной аристократической или семейной политики, может удовлетворить, по крайней мере локально и временно, чувство негодования бедных против своих эксплуататоров; ситуация, встречающаяся и при других социально-политических условиях. В любом случае там, где между семьями землевладельцев царит распря и брань, где возникают и рушатся семейные союзы, а наследства оспариваются с оружием в руках, где сильный набирает влияние и богатство над останками побежденного, там, естественно, очень легко находят себе применение банды вооруженных людей под началом обозленных аутсайдеров.

В условиях, поощряющих бандитизм, сельская политика вызывает, таким образом, два эффекта. С одной стороны, она культивирует, защищает и умножает бандитов, а с другой — интегрирует их в политическую систему. Предположительно, оба эффекта, вероятно, усиливаются там, где центральный государственный аппарат отсутствует либо он слабый, а региональные центры власти едва балансируют (или нестабильны), как в условиях «феодальной анархии», в приграничных зонах, среди изменчивой мозаики мелких царьков, в далеком