— Поздравляю, — кивнул Эшби, — вы проделали блестящуюаналитическую работу. Если возможно, потом ознакомьте меня с выводами вашиханалитиков более подробно.

— Обязательно, — кивнул Кэвеноу, — после того, как исчезсвязной, явно шедший на встречу с нашим подопечным Сюндманом, мы блокироваливесь район, но этот неизвестный ушел. Теперь мы должны принять болеедейственные меры, чтобы выйти и на связного, и на «Вакха», который, по нашемумнению, сейчас должен несколько снизить свою активность.

От Эшби не ускользнула высокомерная маска на лице Бланта,пока Кэвеноу говорил о предположениях аналитиков ФБР. Наш английский гость,кажется, знает гораздо больше, чем мы можем предполагать, подумал Эшби. Видимо,английской разведке удалось получить достаточно осведомленный источник всоветской разведке. Конечно, их очень беспокоит, что этот источник может бытьраскрыт. И, судя по всему, они не намерены помогать нам в поисках этого«Вакха». Кажется, сейчас важнее всего раскачать самого Бланта, подумал он.

— А если мы подставим не Матвеева, а кого-нибудь другого? —спросил он невинным голосом у Бланта.

Англичанин подозрительно уставился на него.

— Кого именно?

— Не очерчивая конкретный круг подозреваемых, просто дадимрусским понять, что мы знаем о нелегале, попавшем в нашу страну. Нелегал, неприкрытый дипломатическим паспортом, может стать настоящим призом для нашегоФБР. Вы меня понимаете?

— Нет, — решительно возразил Блант, — вы таким образомможете снова невольно подставить нашего агента.

— Но нам пока ничего не известно, — возразил Эшби, — мызнаем только, что у русских существует в нашей стране очень хорошозаконспирированный источник, имеющий доступ к нашим калифорнийским и техасскимвоенным предприятиям. А у вас есть свой агент, раскрытия которого мы в любомслучае, совсем не желаем. Ведь мы союзники, Блант, не правда ли?

Последнюю фразу он нарочито подчеркнул. Англичанин сохранилолимпийское спокойствие.

— Ваш план нереален, — упрямо возразил он, — и очень опасендля нашего человека. Мы уже убедились, как плохо могут работать вашиспециальные службы. Сначала ЦРУ выдает нашу конфиденциальную информацию в ФБР,а затем ваше доблестное Федеральное Бюро упускает важнейшего связного, закоторым нужно было послать батальон морских пехотинцев, чтобы они его охранялиот возможных покушений. Мы просто не можем вам снова доверять.

— Это не совсем так, Питер, — возразил покрасневший Шервуд,— все обстоит несколько иначе. Я уже объяснял, по законам нашей страны…

— Мы отклоняемся от темы нашего разговора, господа, —холодно заметил Блант.

— Он прав, — сказал Эшби, — каждый должен наниматься своимделом. Пусть наши «союзники» проводят свои операции в Москве, а мы планируем собственныеоперации на своей территории. По-моему, все правильно. Кэвеноу, нам нужнопродумать, как установить точно, не является ли «Вакх» просто посланным к намсоветским разведчиком-нелегалом.

— Мы взяли под контроль все резидентуры русских в Нью-Йорке,Вашингтоне и Сан-Франциско, — кажется, понял наконец его замысел Томас Кэвеноу.

И тут Блант впервые не выдержал.

— Кончайте ваши игры, Эшби, — устало сказал он, — выпобедили, черт вас возьми. Конечно, мы знаем, что ваш «Вакх» — советскийразведчик-нелегал. И стараемся хранить это знание в глубокой тайне, даже отсвоих сотрудников. Иначе русские слишком быстро сумеют вычислить, кто именноработает на нас в их разведке. А это самый большой секрет английской секретнойслужбы.

Известие о смерти Андропова его не удивило. Он знал изинформационных сообщений о болезни Генерального секретаря. Просто, услышав этувесть, Кемаль поехал в ресторан и, заказав к великому изумлению метрдотелябутылку водки, выпил положенные двести граммов за упокой души умершего генсека.В КГБ, где он успел проработать лишь несколько лет, Андропова уважали. Запрофессионализм, — он умел все постигать в ходе работы, за интеллигентность,столь не свойственную после Менжинского руководителям этого самого одиозного вистории человечества ведомства. Он казался олицетворением лучших сторонкоммунистического руководства страной, если не обращать внимания на егожесткий, очень жесткий подход к диссидентам и почти маниакальность вотстаивании позиций советского государства во всем мире. Он был скорееолицетворением самой системы социализма, общества, задуманного величайшиммыслителями прошлого, вобравшего в себя мечты людей Возрождения и наиболеезначимые моменты всех мировых религий, но столкнувшейся с реальностью ипородившей чудовищную Гражданскую войну, истребление миллионов своихсоотечественников, сталинскую систему, лагеря НКВД. В искаженном видеповторилась история Христа, верящего в земной рай и получившего свой крест и адв Иерусалиме. Социалистическая идея, начатая как величайший социальныйэксперимент, основанный на братстве и свободном труде всех людей, превратиласьпри своем практическом воплощении в тоталитарное государство, стремящееся любымспособом подавить инакомыслие и проводить свои принципы в жизнь даже с помощьюсамой грубой силы. И тогда государство, не выдержавшее подобного разрыва теориис практикой, просто распалось, обреченное при своем рождении на подобныекатаклизмы.

Феномен Юрия Андропова, — человека, вставшего во главе уженачинавшего агонизировать государства и понимавшего необходимость реформ,полностью не изучен до сих пор. Он любил казаться либералом, а был консерваторомдо мозга костей. Он читал американскую литературу в подлиннике и не любиламериканской культуры, он был самым надежным сторонником Брежнева, а слухи исплетни после его смерти сделают из Андропова почти диссидента. Он был умным италантливым человеком, несколько скованным рамками того воспитания и идеологии,в которую истово верил и которой честно служил на протяжении всей своей жизни.И, может, поэтому его жизнь так трагически оборвалась и он не успел осуществитьсвои реформы, столь успешно начатые в восемьдесят втором году. Многие считают,что это был Рок, не позволивший Андропову остаться во главе СССР. А, может, этобыла историческая закономерность, ибо чудом прорвавшийся в высшее руководствостраны, в отличие от своих бездарных и комических товарищей по Политбюро, онпонимал всю массу проблем по реформированию общества и государства, имея кудаболее объективную информацию о реальном положении дел в стране, чем многие изпоявлявшихся с ним на Мавзолее Ленина людей. И с этой точки зрения смерть Андроповавыглядит как абсолютная закономерность, словно сама судьба уберегла его отразочарования увидеть тщетность своих попыток и надежд.

Кемаль сидел за столиком и вспоминал свое единственноесвидание с Андроповым. Вся предыдущая жизнь в СССР ему часто казалась каким-тоирреальным сном, словно однажды приснившимся слишком ярко и реально. Новоспоминания о матери и об этой последней встрече с Андроповым были самымизримыми и самыми важными из его сновидений. Проведя десять лет на нелегальнойработе, он по-прежнему помнил свою последнюю встречу с Андроповым, словно этопроизошло совсем недавно. В трудные моменты он вспоминал спокойное, тяжелоелицо бывшего Председателя КГБ, его испытывающий взгляд, словно спрашивающий,сумеет ли он, совсем молодой человек, справиться с подобной задачей?