даже если у вас много денег, создать гарем из десяти женщин не просто. Во-первых, невольниц мало, а во-вторых, цены на них подскочили, как только султан ввёл закон о запрете работорговли. Теперь это делают тайно. Большим спросом пользуются похищенные русские барышни. Их до сих пор черкесы привозят на фелюгах из Трапезунда.

– Батюшки-светы! – взмахнула руками княгиня. – Что же это абреки никак не угомонятся?.. Война давно закончилась, а они опять разбоем промышляют?

Георгиос пожал плечами и, кивнув на пустой стол, сказал:

– Куверты[75] сейчас будут, а вот скатерти здесь не положены. Не волнуйтесь: мраморная столешница исключительно чистая.

– Ладно, мил человек, ступай, – велела княгиня. – Тебе тоже надо поесть.

Чичероне скрылся за дверью.

– Вы заметили, как он чисто говорит по-русски? Откуда родом этот грек? – озадачилась вдова.

– Мне он сказал, что до двадцати пяти лет жил в Таганроге и держал лавку, а потом, женившись, перебрался в Салоники, но там у него что-то не сложилось и вот теперь он здесь, – сообщил Клим.

– То-то и оно, уж больно он по-нашенски лопочет.

Вскоре принесли блюда, и началась неторопливая беседа. Клим отвечал на вопросы княгини, рассказывая о знойном ставропольском лете, пыльных дорогах и удалённости от моря.

– А вот была бы у вас река, как Волга или Дон, и всё бы наладилось, – мечтательно выговорила Дарья Андреевна, начав разделываться с рыбой. – Тогда и вокзал был бы не нужен, потому что пароходы бы ходили, да и жара переносилась бы легче. Вы уж простите меня великодушно, но любой российский город без железной дороги – дыра дырой. Пусть он даже и называется губернским.

– Зато Ставрополю не грозит наводнение. Он расположен на возвышенности. И перепад её настолько большой, что даже весна в разных частях города наступает по-разному. На Воробьёвке яблони ещё только-только собираются цвести, а на Ташле, находящейся в низине, соцветия уже раскрылись и радуют глаз. А насчёт вокзала – уверен, его скоро построят и железнодорожное полотно протянут. Этим летом мне пришлось из Петербурга в Казань добираться. Так вот железная дорога доходит только до Нижнего, а дальше пришлось плыть по Волге. А ведь Казань намного старше Ставрополя и население больше.

– Вот вернёмся домой и съездим на воды, в Кисловодск. Заграница нам уже надоела, и особенно европейцы с их подобострастной вежливостью, которая любого русского человека из себя выведет. Малахольные они какие-то, но, что у них не отнимешь, честные. Не все, конечно, но большинство, – разрезав кебаб, призналась старуха. – Буквально перед отъездом я вернулась в Петербург из имения, что под Лугой. Месяц там проторчала. Управляющий проворовался, моими векселями за карточный проигрыш с кредиторами рассчитывался. Скоро наглеца судить будут. Пойдёт на каторгу. Лишат негодника всех прав состояния. А ведь дворянин, отставной капитан… А вы, – вдова отложила вилку и воззрилась на Ардашева, – сказывали, что раскрыли какое-то страшное преступление в Ростове. Поделитесь секретом?

– Поверьте, уважаемая Мария Павловна, ничего интересного в том расследовании не было. Так, стечение обстоятельств и везение. – Клим пригубил из стакана ракы и, положив на вилку кусочек бараньего мозга, закусил.

– Зачем вы взялись за отыскание злодея? Ведь есть же полиция, судебные следователи…

– Они посчитали, что никакого убийства не было, а произошёл несчастный случай. Вот мне и пришлось доказывать обратное. К тому же покойный был другом моего отца. – Промокнув губы салфеткой, драгоман продолжил: – А вот в Ставрополе за неделю до моего отъезда отравили скрипача, хотя всё выглядело как заурядное самоубийство.

– Скрипача? То есть музыканта? – удивилась госпожа Бестужева.

– Да-да. Бедняга был первой скрипкой в театральном оркестре.

– Наверное, украли старинный инструмент?

– Скорее напротив. Оставили при нём похищенный ранее у известного ставропольского купца эскиз Леонардо да Винчи «Мученичество святого Себастьяна». Но как раз перед этим сию работу тайно подменили копией.

– Вот это поворот! – покачала головой вдова.

– Но зачем же человека жизни лишать? – широко раскрыв от удивления большие глаза, возмутилась брюнетка.

– То ли чтобы избавиться от подлинного эскиза и прикончить вора, являющегося ещё и свидетелем участия художника в завладении рисунком, то ли второй вариант…

– И какой же? – заинтересовалась старуха.

– Чтобы убедить всех, что эта работа настоящая, хотя на самом деле это всего лишь вторая, мастерски выполненная копия. Ну и сообщника заодно убрать.

– И что же теперь будет?

– Судебный следователь отправил рисунок в Эрмитаж для проведения комиссионной экспертизы. Если выяснится, что это подлинник, то налицо первая озвученная мною гипотеза, а если определят обратное, то вторая. Кстати, я об этом узнаю.

– И как же?

– Купец Папасов обещал известить меня телеграммой в русское консульство в Каире.

– Ой, как интересно и даже немного страшно, – пробуя жаренного на углях паламута, призналась Дарья Андреевна.

После того как и с десертом было покончено, появился хозяин и робко протянул Климу счёт. Ардашев оставил одну золотую лиру, и кабакджи, чуть не подпрыгнув от радости, приложил руку ко лбу, рту, груди и проводил гостей до самого выхода. Вторая лира ушла Георгию и кучеру перед посадкой в шлюпку. Через десять минут утлое турецкое судёнышко пришвартовалось к пароходу, и два турка-амбала помогли княгине и Дарье Андреевне подняться на борт. Клим высыпал в руку каикджи две серебряные монеты и, поднявшись по забортному трапу, оказался на палубе. Ветер попытался сорвать с молодого человека котелок, но потерпел фиаско.

«Рюрик», огибая мыс Сарай-Бурну, вышел в Мраморное море и направился вдоль стамбульского берега. С правой стороны виднелись Семибашенный замок, Макрикей и Сан-Стефано, а слева – залив Изимида и Принцевы острова. Где-то вдали отливали серебром снежные вершины вифинского Олимпа. Впереди лежал скалистый остров Мармара. Солнце уже коснулось волн и озарило багровым светом пароход, державший курс на Дарданеллы.

Глава 13

На родине Гомера

Завтрак прошёл в оживлённых разговорах. Пассажиры делились впечатлениями от посещения Константинополя. Оказалось, что Дарданеллы прошли ночью, преодолев сто тридцать пять миль, и двухчасовую стоянку никто не заметил.

Цезарион Юрьевич Матецкий не умолкал, стараясь обратить на себя внимание Дарьи Андреевны. Но стоило последней прокомментировать его слова, как носитель фамилии польских князей сразу же начинал подобострастно поддакивать, всматриваясь в неотразимые глаза собеседницы. Ухаживания театрального декоратора были настолько откровенны и примитивны, что Клим, допив кофе, предпочёл выйти на палубу.

Зелёное море мерцало чешуёй волн. Где-то вдали показался убогий коричневый парус рыбацкой фелюги, а за ним ещё две утлые шебеки.

Ардашев хотел уже достать из портсигара папиросу, как вдруг услышал голос, доносившийся из-за палубных настроек:

– Что вы ко мне привязались? Что вам вообще от меня нужно?

– Я