Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Опять этот божий мох? По-моему, ты просто хочешь срубить деньжат.
– Нет, – поморщился Джолан. – Дело не в этом. Божий мох – такое ценное лекарство, что никто даже не задумывается, как еще его можно применять. Но я во всем разберусь.
Гаррет покосился на Джолана. Судя по всему, мальчишка говорил искренне.
Они пошли дальше. Гаррет, вообще-то, не любил людей. Именно поэтому он так хорошо исполнял свою работу. Но этот мальчишка его не раздражал. Не часто встретишь чистосердечного человека, который к тому же не полный идиот.
Спустя три дня они добрались до реки Горгоны – неумолимого потока в широком русле, местами больше лиги от берега до берега. Течение было не столь бурным, как в Атласе, но опасностей здесь было не меньше. Тучи мошкары, беспрестанно носясь над водой, набивались в глаза и рты путников. Были здесь и звери побольше: гибкие хитрые ягуары, злобные крокодилы и огромные речные драконы, по местным поверьям – защитники духа реки. За рекой начиналась Дайновая пуща – сплошная темная стена непроходимых джунглей.
– Что это? – спросил Гаррет, указывая на громадные корявые стволы у берега напротив; он никогда в жизни еще не видел таких могучих деревьев.
– Это дайны, – ответил Джолан. – Они только здесь растут. – Он на миг умолк, но, как обычно, вскоре продолжил: – Дайн – очень любопытное дерево. Его корневая система…
– Джолан, помолчи. Давай обойдемся без лишних подробностей.
Мальчишка смущенно кивнул, а потом посмотрел на реку и вздохнул:
– Я в первый раз вижу Горгону. О боги, какая красота.
– Ну, это ты сейчас так говоришь. Погоди, вот доберемся до середины…
– Но здесь же нет переправы, – недоуменно сказал Джолан.
– Верно, переправы здесь нет.
– Тогда зачем здесь переправляться?
Не ответив, Гаррет забрел в воду.
– Эй, ты, вообще-то, понимаешь, что это очень опасно? – крикнул Джолан ему вслед.
Гаррет остановился и обернулся к нему:
– Ты сказал, что Заповедный Дол – к югу отсюда, но ближайшие переправы в пятидесяти лигах к западу и к востоку. Я не собираюсь терять три дня ради того, чтобы перебраться через реку, не замочив сапог.
– Один дракон тебя уже укусил, – напомнил ему Джолан. – Тебе хочется повторения? Если тебя съедят, то помочь я ничем не смогу.
Мальчишка был прав.
– И что ты предлагаешь?
– Я могу построить плот, – сказал Джолан. – За час.
Гаррет снова посмотрел на реку. Шагах в пятнадцати от берега над водой торчал чешуйчатый горб. Судя по всему, неведомая зверюга была в три раза длиннее дракона, который укусил Гаррета.
– Ладно. Даю тебе час.
Джолан отправил Гаррета собирать бревна, а сам принялся вить веревки. Мальчишка неуклюже ходил по лесам, но пальцы у него были ловкие, и дело двигалось споро. Через час плот был готов, вместе с веслами, сделанными из прочных ровных ветвей.
Гаррет хотел было столкнуть плот в воду, но Джолан присел на корточки и начал лепить глиняного божка.
– Ты чего? – спросил Гаррет. – А кто мне рассказывал, что все боги – выдумка?
– Боги – выдумка, но нам удача не помешает, – сказал Джолан, вставляя божку две черничины вместо глаз.
Гаррет пожал плечами. Один его знакомый, сержант баларской армии, никогда не подтирал задницу перед битвой, утверждая, что вонь отпугивает вражьи стрелы. В сущности, глиняные божки были таким же суеверием. Только чище.
– Можно еще и вот этим украсить, – посоветовал Гаррет, указывая на прибитые к берегу рыбьи чешуйки.
– Тоже верно, – улыбнулся Джолан.
Птичьи крики и жужжание мошкары внезапно смолкли на середине реки. Джолан оцепенел, широко распахнув глаза. В зеленой водной глубине скользила против течения огромная извивающаяся тень. Речной дракон был в десять раз шире хлипкого плотика.
Как только дракон исчез из виду, Гаррет с Джоланом лихорадочно погребли к берегу. Никто не произнес ни слова, пока не уперлись сапогами в вязкий прибрежный ил.
– А что это за дракон такой огромный? – спросил Гаррет.
– Вот видишь, не зря мы связали плот и слепили истукана, правда? – с улыбкой заявил Джолан. – Это была альмирская речная грымза. Вот бы увидеть ее на поверхности!
– Да? А посреди реки тебе не особо хотелось увидеть ее на поверхности.
– Ну, тебе тоже было страшно, – сказал Джолан. – А теперь выбирай – меняем повязку или проверим, не пристанет ли к тебе еще какая-нибудь зараза? В воде полно звериного дерьма.
Гаррет поморщился, но закатал рукав.
– А с чего ты так торопишься в Заповедный Дол? – спросил Джолан, роясь в своей суме.
Гаррет не ответил.
– Ох, ты хуже Моргана! – вздохнул Джолан.
– В каком смысле?
– У тебя одни секреты. Как у алхимиков. Они не любят говорить об истории, и о ядах тоже. А особенно о драконах. Мой наставник не имел права мне о них рассказывать, пока я не стану подмастерьем… – Джолан осекся и начал перевязывать рану. – Драконьи логовища – самый большой секрет. Но Морган о них никогда не распространялся.
– Некоторые секреты опасны для здоровья, малец.
– Ага, мне это уже говорили.
– Морган, что ли?
– Нет, – задумчиво произнес Джолан. – Другой человек. – Он закончил перевязку, встал и посмотрел на солнце. – Пойдем. Если не станем мешкать, то через неделю будем в Заповедном Доле.
Альмира, берег Атласа
Эшлин вгляделась в лицо отца. Серебристо-седую бороду закрасили черным. Отцу это не понравилось бы. Гертцога Мальграва называли по-всякому, но тщеславным он никогда не был. Он хотел бы уплыть по реке, не скрывая ни своего настоящего лица, ни своей истинной сути.
Вести о смерти короля разлетелись по стране, и все альмирские крестьяне, воины и бароны прекратили свои занятия и на неделю погрузились в траур: поминая его, пили и рассказывали о его подвигах во время баларского нашествия. Но поминали его и иначе. Ночами в темных подвалах, погребах и на залитых лунным светом полях колдовали и совершали жертвоприношения. Под звездным небом лилась кровь коз и кур – никто не знал, сотен или тысяч. Если бы Гертцог умер пятьсот лет назад, то в его честь бароны приносили бы в жертву младенцев, а не домашних животных.
Все в Терре считали Альмиру отсталой страной, но Эшлин радовалась уже тому, что альмирцы все-таки отказались от жуткого обычая человеческих жертвоприношений.
Обычно покойников королевской крови отправляли в Море Душ прямо с замкового подворья, которое выходило к гавани, чтобы их души наверняка не заблудились. Всех альмирских вельмож приглашали на похороны следить, как усопший владыка возвращается туда, где рождаются все души. После окончания церемонии все напивались и рыдали над волнами, а потом скорбное прощание превращалось в печальную, но буйную оргию.