– Не призовут, – топнул ногой Гай.

– Вот уж не думала, что от этого можно отвертеться, – нахмурилась Лотти. – Даже если ты единственный ребенок в семье и все такое прочее.

– По причине здоровья.

– Ты что, болен? – Ей не удалось скрыть тревогу.

Кажется, он слегка покраснел.

– Нет… Я… В общем, у меня плоскостопие. Мать говорит, из-за того, что я всю жизнь бегал босиком.

Лотти невольно уставилась на его ноги, радуясь в душе, что у него нашелся один физический недостаток. Это делало его более человечным, что ли, более доступным.

– Не столь почетно, как «старая рана от шрапнели», да? – Он невесело улыбнулся, еще раз притопнув по засыпанному песком деревянному полу, тем самым показав, что смущен.

Лотти не знала, что сказать. Из всех ее знакомых только Джо служил в армии, да и то просидел все два года в теплом месте, на финансовой службе, что принесло немало стыда его родным, и в городе это даже не обсуждалось. Во всяком случае, в присутствии Бернардов. Лотти смотрела, как падает дождь и пенится море, угрожая затопить волнорез.

– Ты не смеешься, – сказал он с улыбкой.

– Прости, – ответила она с серьезным видом. – У меня, наверное, нет чувства юмора.

Он поднял бровь, и Лотти невольно улыбнулась.

– Чего еще у тебя нет?

– Как это?

– Чего еще у тебя нет? Какой у тебя недостаток, Лотти?

Она посмотрела на него снизу вверх:

– Плоскостопие?

Оба нервно расхохотались. Лотти испугалась, что сейчас начнет хихикать и уже с этим не справится. Они оба слишком близко подошли к какой-то грани.

– А что твоя семья? У тебя есть семья?

– Не та, о которой стоило бы говорить. Только мать. Хотя, наверное, она оспорила бы это родство.

Он смотрел на нее не мигая:

– Бедняжка.

– Ничего подобного. Мне очень повезло попасть в семью Холденов. – За свою жизнь она не раз это повторяла.

– Идеальная семья.

– Идеальная мать.

– Господи! Даже не представляю, как ты выдерживала это в течение десяти лет.

– Ты еще моей матери не видел.

По какой-то причине последняя фраза показалась им до колик смешной.

– Нам следует проявить большее понимание. Она несет тяжкое бремя.

Гай следил за нефтяным танкером, который шел вдоль горизонта, в той точке, где море сливается с небом. Гай шумно выдохнул и поднял ноги на скамью. Вытянутые, они достигали двери. Лотти заметила, что его щиколотки такие же загорелые, как кисти его рук.

– Как ты с ней познакомился? – в конце концов спросила Лотти.

– Ты имеешь в виду Селию?

– Да.

Он передвинул ноги и потянулся, чтобы смахнуть со светлых брюк капли.

– Случайно, я думаю. У нас есть квартира в Лондоне, и я там остановился с матерью, пока отец ездил на Карибы, чтобы посмотреть какие-то фермы. Мама любит пожить немного в Лондоне, обменяться с тетушкой новостями, пройтись по магазинам… Ну, в общем, ты понимаешь.

Лотти кивнула, как будто действительно понимала. Мистер Бинс, ерзавший под ногами, натянул поводок, призывая их продолжить прогулку.

– Я не очень люблю город, поэтому отправился на несколько дней в Суссекс, к своему кузену. У моего дяди там ферма, я частенько там бывал еще ребенком. Мы с двоюродным братом почти одного возраста, и он, вероятно, самый близкий мой друг. В тот день я должен был вернуться в Лондон, но мы с Робом отправились в местный паб. Слово за слово, и я оказался на вокзале позже, чем рассчитывал. Пришлось ждать последнего поезда в Лондон, и тут вдруг вижу, мимо идет девушка.

У Лотти сжалось в груди. Ей расхотелось слушать дальше. Но остановить Гая, не вызвав подозрения, уже было невозможно.

– И ты подумал, что она красива.

Гай, разглядывая свои ноги, тихо хохотнул:

– Красива… Да, я подумал, что она красива. Но сначала я подумал, что она пьяна.

Лотти резко вскинула голову. Гай, сидя рядом с ней на деревянной скамье, поднес палец к губам:

– Я обещал, что никому не скажу… И ты должна обещать, Лотти… Она была пьяна в стельку. Я увидел, как она идет, шатаясь, мимо билетной кассы, где я стоял, и хихикает. Я сразу понял, что она возвращается с какой-то вечеринки, потому что нарядно одета. Но одну туфлю она потеряла, а вторую несла в руке вместе с маленькой сумочкой – точно не помню, что это было.

Дождь громко стучал по крыше. Отдельные капли отскакивали от земли и залетали в домик, заставляя Мистера Бинса подпрыгивать.

– Я подумал, что нужно за ней присмотреть. Но она зашла в зал ожидания, где уже сидели парни в военной форме, пристроилась рядом с ними и начала болтать. Им это явно нравилось, и я решил, что, возможно, они знакомы. Во всяком случае, со стороны это так выглядело. Я решил, что они вместе ходили на танцы.

Лотти мысленно представила, что сказала бы миссис Холден, узнав, что ее дочь в пьяном виде заговаривает с солдатами. Теперь ясно, почему Селия не привезла домой атласные босоножки. Сама она объяснила матери, что какая-то девушка с секретарских курсов их украла.

– Потом она уселась к одному на колени и хохотала без умолку, поэтому я уверился, что она точно его знает, и вернулся к билетной кассе. Прошло минут пять, и я услышал крики – сначала мужской, потом женский голос… Через пару минут я решил, что, пожалуй, стоит проверить, и…

– Они к ней полезли, – сказала Лотти, которой эта история показалась знакомой.

– Полезли? – Гай сильно удивился. – Ничего подобного. Они отобрали у нее туфлю.

– Что?

– Ее туфлю, бледно-розовую. Они кружились, держа туфлю на вытянутой руке, так что она не могла достать.

– Ее туфлю?

– Ну да. А она так набралась, что натыкалась на все подряд и падала. Я понаблюдал с минуту, но потом подумал, что все это очень несправедливо, ведь она явно не понимала, что делала. Поэтому я вмешался и попросил солдат отдать ей туфельку.

Лотти не сводила с него глаз:

– И что они сделали?

– Поначалу подняли меня на смех. Один все спрашивал, сознаю ли я, каковы мои шансы. Парадоксально, если учесть результат. Между нами говоря, Лотти, я держался с ними очень вежливо, потому что у меня не было шансов выстоять против троих сразу. Но они оказались нормальными парнями, в общем-то. Кинули ей туфлю и ушли на платформу.

– Выходит, они даже не пытались схватить ее?

– Схватить? Нет. Ну, может быть, ребята и потискали ее немного, когда она сидела на коленях у одного из них. Но не так, чтобы это ее расстроило или довело до слез.