видишь, что ли? Оставь, сделай милость. Положи ложечку сахара. Достаточно. Мать не хотела вводить меня в дом своего нового мужа. Понятное дело! Как быть? В это время у нашего дальнего родственника – того, что я назвала дядей, – родился ребенок. Он и предложил: пусть приедет, будет помогать моей жене. На уме у него, конечно, было другое: он меня для себя хотел, но супруга его была строгая, не забалуешь. Так что остался дядя Невзат ни с чем. Где Садык-то? Его мать, наша Мерьем-калфа[39], когда собирали мой дорожный сундук, припала к маминым ногам: пусть, мол, Садыка отправят в Стамбул вместе с Ширин, чтобы он там в школе вы учился. Дядя Невзат – директор обувной фабрики. Садык потом тоже сможет там работать. Пожалуйста, госпожа, сделайте доброе дело, тут ведь пропадет мальчишка. А там он и за Ширин присмотрит. Выучится, человеком станет. С ножом к горлу пристала. Да куда ж запропастился этот Садык? Нур, дай мне колокольчик. Или сама позвони. Пусть Садык придет!»

Я остановил проигрывание записи, чтобы сделать пометки в блокноте. Дядя Невзат – интересный персонаж. Садык-уста тоже упоминал о нем в нашем давнишнем интервью, но с превеликим почтением. А если верить воспоминаниям Ширин-ханым, это был развратник, желавший заманить молодую девушку в своей гарем. Любопытно. Ширин-ханым все хотела, чтобы Садык подтвердил ее слова, а тот каждый раз ухитрялся куда-то исчезнуть. Я знал, что они выросли вместе. Два человека, проведшие бок о бок чуть ли не столетие. Вот бы остаться с ними без лишних свидетелей и расспросить хорошенько… Из их совместных воспоминаний может получиться замечательный диалог. Однако вчера утром Садык остался глух к попыткам Ширин вовлечь его в разговор. Невооруженным глазом было видно, как он нервничает. Несколько раз ронял то солонку, то перечницу. И все намекал, что интервью пора прервать: Ширин-ханым, мол, устала. Кто его знает, отчего он так встревожился? Очевидно, боялся, что Ширин-ханым может сказать что-то такое, чего говорить не следует. Но что именно?

Я записал этот вопрос в блокнот. Конечно, он не представлял особой важности для моей статьи, но мог иметь отношение к теме, интересующей Фикрета. Жуя тост, я размышлял, с каких слов начать. Первое предложение – важная штука. Оно определяет основную тональность статьи. Какой же тон избрать? Поскольку я близкий знакомый семьи, можно повести речь от первого лица, это, кстати, и читатели любят. Им хочется узнать что-нибудь обо мне – не меньше, чем о человеке, которому посвящена статья. Я снова надел наушники. Перелистал свои заметки. Комната, которую мне выделили, когда-то была, оказывается, спальней Ширин-ханым. Когда ей стало трудно ходить по лестнице, она перебралась на первый этаж, в бывшую гостиную напротив столовой. А спальня превратилась в настоящий музей. Вчера после обеда я долго рассматривал старые эскизы, выставочные каталоги, журналы со статьями о творчестве Ширин-ханым, открытки и безделушки, которые супруги Сака привезли из путешествий по Европе, – но все это ничего мне не говорило. Меня интересуют вещи, в которых заключена жизнь. А предметы из выделенной мне комнаты, подобранные так, чтобы создать определенный образ Ширин Сака, были мертвы.

Мне вдруг вспомнилось, как я впервые увидел Ширин-ханым. Это было здесь, на Большом острове, в ее саду. Она спала, сидя на стуле в беседке, окруженной жасмином. Рядом с ней сидел Садык. Оба опустили головы на грудь. Макушка Садыка с несколькими оставшимися волосенками, которыми он пытался прикрыть лысину, блестела на солнце.

Это было утром после большого землетрясения.

Нур была удивительно, до безумия бесстрашна. Много раз отчаянно рисковала. Вот и в ту ночь она бросилась на Большой остров, судьба которого была на тот момент неизвестна, спасать бабушку и Садыка, оставшихся без электричества, телефонной связи, радио и телевидения. И меня с собой потащила… Я взял ручку. Статью можно начать с этой сцены.

Не прошло и часа после землетрясения, когда перед нашим домом резко затормозила машина Нур. Я в тот момент стоял, забросив на плечо сумку с фотоаппаратом, и пытался понять, что мне делать: поехать в редакцию или остаться с мамой? Может быть, сбегать наверх за мамиными золотыми украшениями и пачкой документов, спасти их от повторных сотрясений?

Мы с мамой в панике выскочили из дома после первого толчка. Вместе со всеми укрылись в саду при церкви в переулке. Там собрался весь квартал: от спятившей Джавидан-ханым, которая каждое воскресенье швыряла из окна в церковный сад пластиковые бутылки с собственной мочой, до вдовы средних лет, за которой Нур и мама летними вечерами наблюдали с балкона, и молодых супругов-художников, вечно устраивавших громкие ссоры среди бела дня. Соседи, прежде видевшие кусочки жизни друг друга из выходивших во двор окон, встретились в саду у старинной церкви. Никто не знал, как кого зовут, но лица были знакомые. На скамейках и на земле под столетними соснами сидели, сгрудившись, люди, перепуганные смертоносными судорогами земли. Оставив маму на попечение нашей соседки Эфтерпи-ханым, а также ее дочери и зятя, приехавших на той неделе из Афин в Стамбул, чтобы окрестить своего новорожденного ребенка, я вернулся на улицу. Мне было боязно, но я же все-таки журналист, корреспондент. В такую ночь я должен был выполнять свои профессиональные обязанности. Когда бордовый «Фиат Уно» Нур затормозил перед нашим домом, я сказал себе: «Ну что за женщина!» В ночь землетрясения без всякого страха выезжает на улицу, да еще и не забывает про меня. Она меня любит! По-своему – так, как может только Нур. Героически. В то время у меня был роман с одной девушкой – милой, красивой, умной. Звали ее Чигдем. Она училась на юридическом факультете Стамбульского университета и работала в той же газете, что и мы с Нур. Она была стажеркой, я – корреспондентом. Нас вместе посылали на задания, мы вместе готовили досье. Из нас получилась хорошая команда. Я думал, что смог избавиться от любви к Нур и мы в самом деле остались друзьями. Нур была права. Наша дружба слишком дорога нам, чтобы пожертвовать ею из-за обид, неизбежных в любви.

Сев в машину Нур, я был настолько уверен в том, что мы вместе поедем в редакцию, и так занят наблюдением за высыпавшими на улицу, заполнившими площади и парки людьми (да к тому же время от времени делал пометки в блокноте), что до меня только в самый последний момент дошло, что мы на полной скорости мчимся к мосту. Мы ехали не в редакцию, а в Пендик[40]. Когда началось землетрясение, Нур была одна