— Так.

Генерал не собирался давать какие-то комментарии на этом этапе доклада, он впитывал информацию, уже не самую новую, но впервые цельную. Это был первый русский авиаудар «фронтового» ранга за двое с лишним суток с момента начала операции. После целой серии «стратегических» ударов дальними и средними бомбардировщиками, в том числе нескольких подряд ударов высшей степени эффективности, заставивших кое-кого из штаба ВВС очень сильно удивиться, а целую группу других «кое-кого» и поплатиться должностью.

— Наш предварительный вывод — это то, что «Фенсеры» шли с неполной загрузкой. Видимо, они поднялись с относительно далеко расположенной базы. Но наше расхваленное «господство в воздухе»… Нам не просто обещали «господство», нам га-ран-ти-ро-вали, что каждый русский ударный самолет, поднявшийся в воздух западнее Уральских гор, будет идентифицирован вовремя. Что на каждый будут наводить голодных до медалей и славы ребят там, наверху, в синем небе.

— Я жду, — ровным голосом произнес генерал Питтард, уже догадываясь, к чему полковник подводит. К тому, чего еще не было на его экране, что всегда занимало больше всего времени.

Тот назвал цифру. Подождал, пока она дойдет, и назвал другую и затем третью.

— Могло быть хуже, — тем же ровным голосом отметил командир дивизии. — Могло.

Тон дался ему без большого труда, хотя никому совершенно незачем было об этом знать. Он произнес совершенно честные слова — все действительно могло быть хуже.

— Дальше.

— Немедленно после авиаудара русские нанесли удар броней.

— Наконец-то.

— Совершенно верно, «наконец-то». Но ровно в худший момент. В момент, в минуты, когда я вынужден был вспомнить слово «дезорганизация».

— Это сильное слово. Я давно не слышал его в приложении к подразделениям Армии США. И, прости меня Бог, я надеялся, что никогда его не услышу в приложении к собственной дивизии. Как это произошло?

— Генерал, сэр, это заняло минуты, как я и сказал. Но удар «Фенсеров» пришелся точно по противотанкистам, а синхронизация их действий вновь оказалась весьма… — Полковник помолчал, не нашел слова и продолжил уже с новой фразы.

— Таким образом, выстраивается очень интересная цепочка. «Хайнды» и их драгоценный одиночный «Хокум» пробили коридор, и «Фенсеры» выложили свою боевую нагрузку на роту «F», едва развертывающуюся с марша. Не на ударные «Страйкеры», а именно на M1134ATGM.[10]Я напомню: мы до сих пор не видели ни единого «живого» русского танка в поле, притом сколько их у них на Европейском ТВД. Рота «F» потеряла часть сил и средств и не смогла противодействовать русскому удару с ожидаемым уровнем эффективности. В то же время…

Генерал-майор быстрыми движениями пальца перекидывал фотографии на сенсорном экране. Да, «в то же время». В принципе даже одни противотанковые средства пехоты способны не дать русским реализовать свой потенциал, пока не окажутся исчерпаны. А учитывая, сколько у них может быть танков, такой вариант не является совсем уж фантастичным.

— Удар собственно брони пришелся по 4-му батальону 17-го пехотного полка, уже успевшему развернуться в боевые порядки. В целом русские не проявили большой настойчивости. К моему удивлению. Потратив такие значимые усилия, получив отпор и потеряв несколько машин, но все же добравшись до средней дистанции и начав обмен огнем, они довольно быстро отошли.

— Вы этого не ожидали?

— Я этого ожидал.

Дана Питтард представил себе лицо говорившего. Полковник Кен Эдджи, светлоглазый, светловолосый и коротко стриженный, щекастый, как ребенок. Он был немного похож на немца, а немцы всегда были хороши на войне, ему ли не знать.

— И все же общие потери оказались достаточно велики.

— Да, генерал, сэр. Достаточно велики.

Понятно, что отрицание было бы не лучшим вариантом. Они все знали, что колесная боевая бронированная машина M1126 «Страйкер», во всех ее вариантах, широко представленных в батальонах и отдельных ротах их дивизии, не слишком устойчива к боевым повреждениям. Даже с неполной загрузкой русские «Фенсеры» в двух последовательных заходах выложили на разворачивающуюся роту «F» 12 тонн свободнопадающих бомб и полсотни крупнокалиберных неуправляемых ракет, за считаные минуты ополовинив противотанковые возможности 1-й бригадной боевой группы Эдджи. Можно было представить, какое это произвело впечатление на солдат и даже на офицеров дивизии, прошедших уже по нескольку войн и ни разу в жизни не побывавших под авиаударом противника. А потом на тактических экранах командиров рот и взводов появились русские танки, и было совершенно непонятно, сколько их и что будет дальше. И вот тогда Эдджи принял совершенно верное решение — отходить, и добился его мгновенного исполнения. И русские как бы отбили несколько километров своей территории, а потом уцелевшие из них тоже отошли.

— Что вы считаете лучшим из случившегося? — поинтересовался командир дивизии.

— Простите?

— Лучшим. Или, перефразируя, самой хорошей новостью во всем этом.

— Силу русского удара, — без колебаний ответил ему полковник Эдджи. — Однозначно. Десять основных боевых танков — это сила, которая раздавит пехотную роту в поле, как кувалда, но это же ничто, по сравнению с их и нашим потенциалом. Десять — это полноценная рота, но это все. В первом ударе. Комбинированном: ударные вертолеты — ударные самолеты — броня — вновь ударные вертолеты, прикрывающие отход брони.

— Разведка боем.

— Именно так, сэр. Именно к этому заключению мы пришли. Но дорогостоящая разведка. Не вполне уверен, что она для русских окупилась. Возможно, не начавшееся наступление?

Он сделал паузу, выжидая проявления какой-то реакции командира дивизии, не дождался и продолжил:

— Если и да, то наступление локального масштаба. Не имеющее никакого военного значения. Демонстративная акция.

— Еще раз?

— Демонстративная акция, — отчетливо повторил Кен Эдджи. — «Мы такие, мы еще можем». Проведенная вплотную к границе с Беларусью. Стоившая им одного вертолета и восьми современных танков.

— «Т-72»?

— Разумеется.

Оба помолчали. У русских было полторы тысячи «Т-72» в войсках и еще семь с половиной тысяч на хранении. Даже притом что половина не могла быть расконсервирована и введена в строй в сколько-нибудь обозримое время, а часть баз хранения была уже захвачена миротворческими силами, это было в разы больше, чем общее число танков в Европе, включая американские. За неделю боевых действий дивизия уничтожила «длинной рукой» не более чем 15 русских танков — все до единого относящихся к разным подтипам их основного боевого танка второго поколения «Т-72». Генерал-майор Дана Питтард напомнил себе: он командует 1-й бронетанковой дивизией, пафосно именуемой «главной ударной силой» того, и другого, и третьего. Миротворческого контингента, участвующего в операции «Свобода России». Армии США в Европе. 7-й армии США. В его распоряжении был один танковый батальон в составе 4-й бригадной боевой группы и второй такой же батальон, входящий в состав 2-й группы, перманентно находившейся в Техасе в течение многих лет, и лишь сейчас перебрасываемый в Европу. Генералу, прошедшему Ирак и видевшему танковые марши и танковые атаки «во весь горизонт», было больно на это смотреть. Окажись русские способны двинуть на него хотя бы две сотни основных боевых танков зараз — и 100% исхода столкновения будет зависеть именно от «длинной руки»: от «Апачей Лонгбоу», входящего в состав бригады полнокровного авиаполка, от придаваемых дивизии и совершенно независимых от нее средств загоризонтного поражения. Но, как ни странно, собрать 200 танков в один кулак они в текущем 2013 году уже вряд ли могут. Их танковые войска — бледная тень былого: всего одна танковая дивизия и одна танковая бригада полного состава в Западном военном округе, обе расквартированы вплотную к Москве. А в танковых батальонах их мотострелковых бригад всего по 40 машин. Всего…