— Возможно, что-то назревает. Но только возможно, другого определения подобрать пока не могу. Короче говоря, одному известному коллекционеру в Екатеринбурге предложили купить ордена вместе с документами на них. Уверили, что ордена принадлежали умершему родственнику. И дали как контактный телефон Аглинур Раджиховны. Но не сказали, кого следует спрашивать. Дали тот номер, который она мне называла в первую встречу. Звонила коллекционеру женщина с низким простуженным голосом. А та трубка, оказывается, у Тулпарова. Это фамилия ее нового мужа. Ширмухтар Уракбаевич Тулпаров. Сообщение нами было получено вчера вечером. Уже поздно вечером.

Меня удивило, как она так легко запомнила эти труднопроизносимые имена. Но для самой капитана Радимовой это, видимо, было привычным делом. Мне же с моей тренированной памятью этому следовало еще учиться и учиться. Я постарался запомнить сложное имя. Кажется, получилось.

— Может, стоит поговорить с этой парочкой всерьез? — Наверное это прозвучало так, будто я предлагал свои услуги. Капитан Саня объяснила:

— Показания, данные под давлением или, что еще хуже, под пытками, как и под воздействием психотропных препаратов, судом не рассматриваются. Подозреваемый всегда имеет право отказаться от таких показаний, если его адвокат докажет применение подобных средств ведения допроса.

— Я никогда этим делом не занимался. Не умею…

— И в армии? На Северном Кавказе?

— Где вы таких сказок наслушались, Александра Валерьевна? Никак «Новую газету» читаете? Или телеканал «Дождь» смотрите?

— Много про вас говорят.

— Много на нас клевещут, пытаясь представить элиту спецназа как отъявленных палачей. Бывает, конечно, кому-то и приходится проводить допрос с пристрастием в боевой обстановке. Или даже спецдопрос с применением психотропных средств. По необходимости, чтобы спасти жизни других людей. Однако это не система. Мне лично не доводилось. Давайте лучше вернемся к нашим делам. Вы пустите за ними «наружку»?

— Что это даст? Мы просто возьмем под контроль телефон. Будем прослушивать разговоры. Это максимум, что мы можем сделать. Точнее, уже сделали. Начальнику уголовного розыска сегодня утром пришлось долго убеждать суд, что вероятность такого звонка на трубку велика, и для нас это единственный способ найти убийцу. В последнее время суд неохотно дает разрешение на прослушивание разговоров. Все боятся, что нас начнут сравнивать с американцами.

Но «ниточка» здесь присутствует. И за нее необходимо, если получится, ухватиться двумя руками. При этом я вполне допускаю, что кто-то хочет попросту «перевести стрелки», погнать нас не туда, куда следует, и тем самым выиграть время. Позвонили и оставили номер телефона. Коллекционеру звонили на стационарный телефон, не имеющий определителя номера. Даже не на домашний, а на рабочий. Он работает начальником сектора в военном НИИ. О возможной криминальной продаже наград с документами циркулярно были предупреждены все общества коллекционеров. Информация распространялась среди членов этих обществ. Но если была сделана «подстава», это сделали сами преступники.

— Значит, в данном вопросе я пока не помощник?

— Наши технические службы справляются.

— Хорошо. Я тогда займусь имамом. Завтра пятница. У мусульман это день молитвы. Имаму будет не до меня. Пожалуй, навещу его сегодня.

— После визита отзвонитесь мне, чтобы я была в курсе.

— Обязательно…

— Не забудьте оформить у дежурного временный пропуск.

— Обязательно…

* * *

Пропуск я оформил без проблем. Единственный прокол во всей этой процедуре произошел в тот момент, когда меня усадили перед установленной на штативе фотокамерой. Майор делал снимок, когда мне позвонили, и я привычно сунул руку в карман за трубкой. В результате снимок получился смазанным. Пришлось переснимать.

Я посмотрел на определитель. Звонила жена. Я уже, честно говоря, начал было забывать, что женат — настолько привык считать себя свободным. Тем не менее официально я не был разведен, значит, был практически женат.

Я нажал кнопку ответа и сказал коротко:

— Подожди пару минут. Я перед фотокамерой сижу. Снимок нужно сделать на документ.

Жена что-то стала говорить, но я не пожелал слушать и отнял трубку от уха. Снова принял позу приличного человека, чтобы майор успел сделать нормальный снимок. Он почему-то очень старался.

— Подбородок чуть-чуть выше… Вот так… — фотограф посмотрел в видоискатель камеры. — Нет. Перестарался. Немного ниже. Годится. Внимание! Не отвлекаться…

Камера щелкнула, сверкнула «вспышка». Майор вместе с камерой ушел в соседнюю комнату и через минуту позвал меня. Мой пропуск проходил через ламинатор. Проходил очень медленно. А жена тем временем, ни на секунду не останавливаясь, что-то говорила в трубке, которую я держал в опущенной руке.

— Можешь общаться… — майор взглядом показал на мою руку. Он тоже слышал женский голос и по природному любопытству желал, видимо, услышать хотя бы часть одностороннего разговора. Но я вообще человек не публичный. Мне профессионализм не позволяет быть публичным человеком.

На предложение майора я не «повелся». Смартфон поднял и нажал кнопку с изображением красной трубки — «завершить разговор». Знал, что жена сейчас перезвонит, и потому мысленно торопил ленивый ламинатор. Наконец, пропуск был у меня в руках. Я расписался в журнале.

— Еще одну подпись, — предложил майор, — что прочитал инструктаж об ответственности за утерю пропуска и за применение его в качестве удостоверения личности сотрудника органов внутренних дел. Ты теперь предупрежден.

— Понял, давай журнал. Где расписываться?

Майору было лень читать мне инструктаж, мне было лень его слушать, а тут еще снова зазвонила трубка. Не желая разговаривать с женой при посторонних, я быстро расписался в графе с карандашной галочкой, сунул пропуск в карман и вышел, кивнув на прощание майору, уже почти как сослуживец сослуживцу. Но вслед услышал слегка презрительное:

— Капитан частного сыска…

Менты не любят частных детективов. Это известно. Исключение среди них составляет разве что капитан Саня, с которой мы так удачно сработались. Она эти слова произносит иначе — с некоторым уважением.

Я вышел на крыльцо и только там ответил на телефонный звонок.

— Слушаю тебя. Я частично освободился. Ты что-то говорила. Я не имел возможности слушать. Можешь начинать сначала. Желательно покороче. Я спешу.

— Ну, ты хам… — Она от возмущения начала задыхаться. Вообще-то она имеет склонность к астме, и такие задыхания ее до добра не доводят. Лучше бы вырабатывала в себе спокойствие и не возмущалась. — Я тут целый час говорю-говорю, а он, оказывается, и не слушает. А потом вообще отключился.

— Я тебе русским языком сказал, что занят. Кроме твоих дел, у меня существует куча собственных. И я все еще, кстати, занят. Тороплюсь. Выделить тебе могу всего пару минут, потом отключусь от разговора без предупреждения. Говори. Время пошло.