Но я вовсе не тот заяц, который никак не мог найти в лесу зайчиху и дошел до состояния, при котором от него в лесу прятались и лисицы, и волчицы. Я спокойный и самоуправляемый человек. И совсем не чуждый общению с противоположным полом. Меня воспитывал отец, и в детстве я играл в войну, а не пялился на голых баб в Интернете. И потому вырос не клерком, живущим исключительно с компьютером, а нормальным мужчиной.

Слегка окрыленный липкими мыслями дежурного майора, я тем не менее не показал своего состояния, входя в кабинет к Радимовой. Маскировать свои чувства я умею не хуже, чем скрывать свое местонахождение.

— Значит, товарищ капитан, вы мне предлагаете познакомиться с имамом поближе? — начал я с порога деловой разговор.

— Только до этого я хотела бы узнать, что вы привезли из отряда спецназа внутренних войск, — так же по-деловому ответила она.

Пришлось признаться в неудаче своей миссии. Но не я один считал, как оказалось, что отрицательный результат — это тоже результат. Радимова прямо так мне об этом и сообщила. И не утешая, а с деловой оценочной точки зрения. Дескать, следует искать другие варианты. Имам был одним из таких вариантов. Но до того, как познакомиться с данными на имама салафитской мечети, я попросил капитана, поскольку она уже сидела за компьютером, найти мне данные на владельцев двух машин, с которыми я встретился сегодня на дороге — «Панамеры» и «Туарега». Их номера я тут же продиктовал капитану.

Ответ из ГИБДД пришел очень быстро. Владелец «Туарега», судя по имени и фамилии, был выходцем с Кавказа. Более точных данных в картотеке ГИБДД не было. Владелец «Панамеры» был местным жителем. На нем «висели» шесть неоплаченных штрафов за превышение скорости. Но это нисколько не интересовало ни меня, ни капитана Саню.

— Что-то об этих людях подробнее узнать можно? — поинтересовался я.

— Только если имели неприятности с полицией. Я посмотрю.

Она вошла в картотеку МВД, «загнала» данные в поиск. Ответ пришел только на владельца «Туарега», который был участником какой-то массовой драки в кафе. Но тогда уголовного дела возбуждено не было. Тем не менее в картотеку человек попал, и, думается, навсегда, хотя сам он об этом, скорее всего, и не догадывался.

К сожалению, в картотеке данные совмещались с фотографиями только в тех случаях, когда человек был осужден судом или дело на него было передано в следственный комитет для оформления производства. В моем случае нужной фотографии в картотеке МВД, естественно, не было.

Радимова встала из-за компьютера, вынула из ящика стола лист принтерной распечатки, положила передо мной. Я догадался, что это информация по имаму салафитской мечети. Данных было не много, меньше половины страницы. Но я тут же вспомнил интерфейс сайта ФСБ России, раздел, где предлагалось выбрать субъект федерации для просмотра, и подумал, что в ФСБ данных может быть значительно больше.

Я перебрался за компьютер, так и не посмотрев толком, что предложила мне капитан Саня. Личный пароль полковника Свекольникова я помнил хорошо. Адрес сайта тоже. Спокойно вошел в систему, в нужный мне раздел.

Чтобы не путаться, я взял со стола данные МВД, открыл раздел «Картотека» и ввел в строку поиска фамилию, имя и отчество имама: Гаджиев Абди Акберович. Тот факт, что фамилия имама совпадала с фамилией одного из напавших на меня бандитов, меня не смутил. Во-первых, уже прозвучало, что Ильдар Мухамедович Гаджиев, возможно, родственник имама, во-вторых, фамилия Гаджиев очень распространена в Дагестане. Даже я, не имеющий в горной республике прочных связей, лично знал двоих Гаджиевых — офицера республиканского ФСБ и заместителя главы района, на которого было совершено покушение. Тогда я возглавлял погоню за бандитами, убегающими в горы. Причем эти два Гаджиева не были даже родственниками.

Данные ФСБ были если не более полными, то, во всяком случае, более объемными, чем данные МВД, хотя многое из того, что я читал, меня просто не касалось. Там, в частности, говорилось, что раньше Абди Акберович служил в сельской мечети в Чечне, на самой границе с Дагестаном. Но в Чечне, усилиями республиканской власти и при помощи официального ислама, салафитов старательно выживали. В результате имам Гаджиев вынужденно уехал сначала в Нижневартовск, где подходящего места ему тоже не нашлось, а потом и в наш город, где под салафитскую мечеть выделили здание, которое быстро отремонтировали и достроили.

Кто выделял средства на ремонт и строительство, в досье сказано не было, но я подозревал, что ремонт и строительство велись не на средства верующих салафитов города. Наша власть порой ведет себя очень странно, усердно выкапывая себе яму. Я с подобными явлениями встречался уже неоднократно. Но здесь дело, судя по всему, обстояло иначе.

В строительные бригады областное управление ФСБ сумело внедрить своих людей, и в каменную кладку некоторых важных помещений было «вживлено» электронное контролирующее оборудование. Что это было за оборудование, не уточнялось, но я догадывался, что деятельность имама в мечети была под постоянным контролем. В принципе, можно было догадаться, что финансирование ремонта и строительства властью велось не просто так. Если салафиты в стране не запрещены, то лучше держать их под присмотром, чем бездумно изгонять. За подпольем уследить куда сложнее, а тут — постоянный контроль видеокамер и подслушивающей аппаратуры.

Уровень современной техники позволяет использовать высококлассную аппаратуру, которая не выдаст себя ни проводами, ни звуками. Я не имел отношения к техническим специалистам ГРУ, но хорошо знал, что наши ведомственные технические службы были способны на многое. И не сомневался, что технические службы ФСБ тоже способны контролировать каждый шаг любого человека в городе. И контролируют, если человек их интересует. Наверное, эти самые технические средства контроля и позволили областному управлению ФСБ дважды в течение двух лет проводить в мечети обыск и изымать для экспертизы салафитскую литературу, которую имам раздавал верующим, посещающим его мечеть. Но оба раза эксперты не смогли признать эту литературу экстремистской, чем, наверное, сильно расстроили подполковника Лихачева, поскольку все данные по мечети в досье были выведены за его подписью. Это был сектор его деятельности. Изъятую литературу приходилось возвращать в мечеть.

За подписью того же подполковника Лихачева были выставлены и обзоры донесений осведомителей, которых было невозможно опознать по псевдонимам — сами по себе они ничего мне не говорили. Эту систему я знал хорошо: псевдоним никоим образом не должен намекать на конкретного человека.

В нескольких последних обзорах по работе осведомителей упоминалось о присутствии на службах в мечети новых людей, по виду и по речи приезжих, которые вели долгие беседы с самим имамом и с отдельными прихожанами. Перечислялись данные на этих людей — имена-отчества, фамилии. Несколько раз в донесениях упоминался некий «известный майор». Я без труда догадался, что речь идет о майоре Сарафутдинове. Но ничего плохого о нем сказано не было, кроме того, что подозрительные лица из прихожан мечети неоднократно беседовали с ним, но результаты бесед и само их содержание неизвестны, поскольку все разговоры велись на улице во время пеших прогулок.