Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь оставалось только со стороны смотреть, как ловко он исправляет его, Игната Багрова, ошибку. Через двадцать минут операция благополучно завершилась. И все облегченно вздохнули.
– Не понимаю, как такое могло получиться? – начал оправдываться Игнат, когда они вместе с Любомировым вышли из операционной. – Я же все делал правильно. Как появилась эта гематома? Ума не приложу?
– Да, мой юный друг, вы все сделали верно, – чуть ухмыльнулся в усы Иван Мефодьевич. – За исключением одного: вы не учли, что это живая кишка. Живая. А она, как известно, отлично кровоснабжается. Вы привыкли к неживой ткани. Там сосуды не несут кровь. Поэтому небольшой прокол иглой остается и не заметным, и безнаказанным. А тут чуть ткнул иглой не туда и попал прямиком в артерию. Вот тебе и гематома со спичечный коробок, вот и…
– Я все понял, – Игнат остановил Любомирова, подняв правую руку и опустив глаза в пол, – пожалуйста, не продолжайте.
Заведующий чуть улыбнулся и не стал читать нотации, а провел по своим усам рукой и пошел дальше по своим важным делам. С той поры Ильич больше в морг для отработки оперативных навыков не ходил.
Уже давно нет Ивана Мефодьевича, он умер от второго инфаркта, не дожив трех дней до своего шестидесятилетия. Уже давно сам Игнат Ильич заведующий отделением и обучил не одного молодого хирурга. Но тот урок, преподанный ему тактично и ненавязчиво, он запомнил на всю жизнь. Запомнил и всю дальнейшую жизнь следовал заветам фронтового хирурга.
Интересное дело: оставив работу в морге и начав оперировать живых людей, естественно, под чутким руководством Любомирова, он в кратчайшие сроки значительно повысил и преумножил свое мастерство. Уже через полгода заведующий доверял ему самостоятельно выполнять несложные операции без своего присутствия в операционной.
Причем первый раз Игнат чуть не обиделся. Шла операция по удалению аппендицита. Багров оперировал, а приехавший на год позже него хирург Миша Дягилев, ассистировал. Любомиров стоял сзади и молча взирал на происходящее, глядя в операционную рану через плечо Игната. В какой-то момент Багрову показалось, что он не сможет вывести отросток в рану до того тот был весь замурован в спайках. Он все ждал мудрого совета от заведующего, но, не дождавшись, догадался продлить операционный разрез к низу. После чего аппендикс легко выделился из спаек и был благополучно удален.
Закончив, Игнат облегченно вздохнул и обернулся, чтоб выслушать замечания. К своему удивлению, за спиной никто не стоял.
– А он еще в самом начале ушел, – подтвердила страшную догадку операционная сестра, увидав растерянное лицо молодого хирурга.
– Еще в самом начале ушел, – мысленно повторил Игнат ее слова, и внутри все оборвалось.
Выходит, он полчаса оперировал без всякого присмотра. Все, что он делал, делал совсем, совсем самостоятельно. Вскоре неприятный холодок сменился растекающейся по лицу красной краской недовольства. Багров был не на шутку возмущен: Любомиров взял и просто бросил его одного в операционной, оставив наедине с больным. А если бы что-то да произошло?
Однако, поостыв, он устыдился собственных мыслей. Ведь и ребенка когда-то отрывают от мамкиной груди. А сколько можно с ним нянчиться? Вскоре Иван Мефодьевич и вовсе перестал стоять за спиной и заходить в операционную, когда шла обычная, рядовая операция в исполнении Игната Багрова.
– Нужно учиться самому принимать важные решения, а не надеяться на дядю! – говорил ему Любомиров. – В клиниках, где работают профессора и доценты клиническое мышление врача сильно страдает. Он зажат их авторитетом. Ему, бедному, некогда самому подумать. Да, и не дают ему думать и шагу ступить не дозволяют. Чуть зашел в тупик, сразу собирают консилиум. И как старшие решат, так доктор и поступит.
– А разве это плохо? – вяло пытался спорить Игнат.
– Возможно, что и не так плохо, когда ты работаешь в большой многопрофильной клинике, и у тебя есть возможность проконсультироваться. Один ум хорошо, а два лучше. Это так, но мы, батенька, с вами в отдаленном районе. Кроме нас, здесь никого из хирургов нет.
– А вы?
– А я не вечный, поэтому учитесь думать, принимать решения самостоятельно. В том числе и у операционного стола. Главное, не растеряться в трудную минуту и не потерять голову.
Только с теплотой и добрым словом вспоминал Игнат Ильич своего старшего наставника. Столько лет, как его нет рядом, а в ушах все стоит его мягкий и вкрадчивый голос: «Учитесь уже принимать самостоятельные решения! Пора становиться Хирургом именно с большой буквы». Таких людей сейчас уже почти и не встретишь. Эхе-хе, такой человечище!
В конце девяностых годов прошлого уже века, когда страну охватила рыночная экономика, у Ильича проходили практику по хирургии два парня. Оба, кстати, потом стали неплохими операторами и уехали то ли в Москву, то ли в Питер. Один из них, Семен Школьник, веселый, надо сказать малый, рассказал, как он сдавал экзамен по факультетской хирургии профессору, заведующему кафедрой.
Сдавали еще в те времена экзамены, как и положено, по билетам. И Семену попался билет, где стоял вопрос о физиологии толстой кишки. Он возьми да и брякни, что у пожилых людей там к концу жизни до 20 кг разных шлаков накапливается.
– Что за бред? – удивился экзаменатор. – Вы что несете? Вы же были со мной на операциях на толстой кишке, какие там шлаки скапливаются? Кто вам такую ересь сказал?
– Вы, – не моргнув глазом, ответил студент.
– Я?!
– Вы, вы! Я сам лично слышал!
– Что-то вы путаете, юноша, я такую глупость никак не мог сказать.
– Да, сам по телевизору слышал, как вы там выступали в рекламе частной клиники «Вера» и обещали избавить всех желающих «от накопившихся шлаков в 20 кг в толстой кишке», при помощи чудо-клизмы. Всего за 10 уе., – не моргнув глазом, ответил находчивый студент.
– Семену поставили четверку, с условием, что он больше не станет нигде трепаться по этому поводу и отправили на практику в районную больницу к Ильичу на отделение.
Оказывается, профессор подвивался в частном медцентре в качестве проктолога и ставил лечебные клизмы. Желающих находилось много. Не каждый день, знаете, профессор, доктор наук, заведующий кафедрой, тебе лично клизму поставит.
Ильич к повествованию студента отнесся скептически, но рекламу ту он действительно по телевизору видел, и не раз. Где правда, а где ложь в том рассказе, уточнять не стал. Так как сам любил хорошую шутку и ценил тонкий студенческий юмор.
Припомнил Ильич, как еще на заре своей туманной хирургической юности он попал в довольно забавную ситуацию. После первого своего врачебного отпуска он вышел на работу и сразу на суточное дежурство, да еще и в воскресенье. Больных он почти не знал. Предыдущий хирург, дежуривший в субботу, бегло пробежался по тяжелым и по тем, на кого стоит обратить внимание. Таких оказалось не так много. И Ильич, верный врачебному долгу и привитому Иваном Мефодьевичем чувству ответственности, решил обойти всех больных на отделении и лично познакомиться с каждым пациентом. В небольшой палате находилась одна средних лет полная женщина.