— Ты не ответил на мой вопрос — ты все еще меня любишь? Это важно, скажи мне.

— Послушай, — он взял ее руки в свои. — Я не знаю, что тебе ответить. Я люблю тебя, но я запутался. Я не знаю, чего я хочу. Но я точно знаю, что такой жизни, какая была у нас в последние месяцы, я не хочу, но как это можно изменить — я не знаю. Мне нужна моя прежняя Полина, моя прежняя жена, моя прежняя жизнь.

Полина отпрянула.

— Это невозможно! Потому что изменить нашу жизнь можно, только избавившись от Гели. А этого я, как ты понимаешь, сделать не могу. Есть только один выход — и он в тебе самом. Если ты до сих пор не готов измениться и попытаться понять меня, то я не могу тебе помочь.

— А ты не хочешь, наконец, перестать играть в одни ворота и взглянуть на свое отношение ко мне?

— А дело не в моем отношении к тебе, дело в том, что я разрываюсь между ребенком, которому я очень нужна, и мужем, который не хочет ничем облегчить ситуацию и лишь требует к себе стопроцентного внимания. Ты без моего внимания на данный момент смог бы обойтись, ты взрослый самостоятельный мужик, а ребенок — не может. Ты же не хочешь этого понять и потерпеть немного.

— А ты не боишься меня потерять?

— Эта угроза?

— Нет, всего лишь вопрос.

— Не боюсь. — В голосе Полины звучал вызов. — Сегодня я, было, подумала, что вижу прежнего Никиту, но, видимо, ошиблась.

— Уверена?

— Я уверена в своих чувствах. И я уверена в своих идеалах относительно того, какими должны быть любящие родители.

— Ну…

— Что?

— Тогда мне здесь нечего делать. Глухой телефон. Ты не слышишь меня. Сделала ли ты сама хоть малейшую попытку понять кого-нибудь, кроме себя? Ведь ты стала абсолютно непробиваемой, замкнулась в своем мире и никого не хочешь туда впускать. Ты первая оттолкнула меня и продолжаешь отталкивать, так что не надо сваливать все проблемы на мое эгоизм.

— Ответь мне на один вопрос — к чему был весь этот секс? — Полина инстинктивно запахнула поплотнее полы халатика, словно вдруг ощутив себя под взглядом чужого мужчины. Ей стало холодно и неуютно рядом с ним. — Хотел доставить мне приятное? Спасибо, но больше не надо. Мне больше вообще ничего от тебя не надо.

Услышав звук хлопнувшей двери, Полина разрыдалась. Это уж было похоже на конец. Хрупкий мостик рухнул, не успев даже построиться. Похоже, она осталась одна со своей жизнью и своими проблемами. Это не было неожиданно, но было все же жутко неприятно. Особенно то, что он мог позволить себе вот так заняться с ней любовью и через минуту после этого уйти, хлопнув дверью. Словно от строптивой проститутки. Это было унизительно. Больше она не позволит этому повториться. Ни за что.

Она не стала рассказывать подругам о деталях его визита, но по ее пунцовому лицу они и так все поняли.

— Не одобряю, но, похоже, сделать уже и впрямь ничего нельзя, — мрачно заключила Инна.

Дороти закурила сигарету и усиленно мяла ее в своих пухлых руках.

— Знаешь, дорогая, не хотела тебе этого раньше говорить, но….

— Что? Колись, раз уж начала. — Полина знала, когда Дороти курит, она сильно нервничает.

— Просто, муж сказал, что у Никиты вроде как кто-то есть. Он его уж не раз видел с какой-то особой, она с ним на ужины ходит, часто в офисе бывает, похоже — они живут вместе.

Полину бросило в жар. Любовница! И при этом он посмел прийти к ней и заниматься с ней сексом! Свинья. Настоящая свинья, вот он кто. Да о каком сближении могла идти речь? Все его разговоры и обвинения — всего лишь предлог, чтобы порвать с ней. О чем он думал, когда пришел к ней? Ведь не сегодня, так завтра она все равно узнала бы об этом. Боже мой! Какой стыд. Так опозорить ее перед всеми знакомыми. Ведь они же не в разводе, чтобы он так себя мог вести! Может, она просто слишком консервативна? Она никогда не задумывалась о его возможных изменах, она просто никогда не допускала такой мысли. А кто знает? Может, у него это уже давно?

— Ты сильно не расстраивайся, ладно? Ну, не может же мужик долго один жить, — ласково сказала Дороти. — И потом, вы же, как это по-русски, сепарэйтед, ну, раздельно живете, значит и жизнь у него своя теперь.

— Но зачем тогда весь этот цирк насчет попытки все вернуть? — на глазах у Полина были слезы. — Ведь это подло. Мог бы и сказать обо всем раньше и не выставлять меня полной дурой. Сволочь!

— Что будешь делать? — спросила Инна, с трудом удержавшись от «я же говорила тебе».

— Что и давно надо было сделать. Разведусь. Не сепарэйтед, а нормальный развод, и пусть живет, с кем захочет и как захочет.

Подруги молчали. В такой ситуации трудно что-нибудь сказать. Радоваться не за что, но и огорчаться при таком раскладе, похоже, не было оснований. Трещина между ними стала слишком ощутимой, что бы попытаться склеить ее сейчас. Жалко ребенка. Не все пары выдерживают рождение малыша одних это сближает, другие спотыкаются об трудности. Может быть, позже они смогут найти общий язык и понять претензии друг друга, но сейчас… Когда люди становятся глухими к друг другу, поделать ничего нельзя. К сожалению.

Неполная семья — это, конечно, не то, о чем я мечтал для Ангелины, учитывая мои стародревние изумрудные принципы и взгляды на жизнь. Но, с другой стороны, мой опыт показывал, что счастье дитятино зависит не столько от наличия отца, сколько от его качества, если можно так выразится. А Никита, как не крути, не был тем отцом, который был бы достоин любви прелестной Ангелины. Эта девочка была слишком мне дорога, чтобы я позволил ей страдать от ненависти родного отца. Уж лучше и вовсе его не знать. Таково мое изумрудное мнение!

Кто бы мог ожидать, что развод так заденет Полину! Она сильно похудела, лицо осунулось, потеряло присущие ему яркие краски, от былого задора не осталось и следа. Чтобы она не говорила о том, что уже не чувствует к Никите никакой любви, судя по ее переживаниям дело обстояло несколько иначе. Она старалась не касаться своим унынием Гели, но разве можно этого избежать, когда на душе постоянно скребут кошки, а на глаза то и дело наворачиваются слезы? Геля, однако, повела себя молодцом. Не стала устраивать маме дополнительных истерик, а стала, наоборот, тише и спокойнее, словно повзрослев в одно мгновение, превратившись из новорожденного несмышленыша в сознательную девочку, пусть всего лишь году от роду. У нее была довольно необычная внешность, кожа с едва заметным оттенком солнечного поцелуя, темно-каштановые волосы с янтарным отблеском, и синие-синие глаза, по большей части сохранявшие серьезное выражение.

Когда ребенку всего лишь несколько месяцев, еще трудно сказать что-то определенное по поводу его внешности, ближе же к году черты лица обретают более или менее выразительные черты, проявляется определенный характер, в маленьком человечке прорезывается личность. В Геле ее натура стала проявляться буквально во всем. Она словно осознала, наконец, свое место в этом мире, отсутствие постоянных скандалов и напряженной обстановки успокоили ее нервную систему, она будто ощутила себя в безопасности, беспричинные крики забылись, и малышка стала наслаждаться жизнью. Полину она обожала. Когда у той были минуты совершенного упадка сил, Геля усаживалась к ней на колени, прижималась к груди и могла сидеть так очень долго, играя с мамиными волосами, теребя пуговицы на ее кофточке, мурлыча что-то себе под нос. Но зато если уж мама приходила в себя, начинались неимоверные игры с кувырканием, смехом, разбрасыванием игрушек по всему дому и размазыванием мороженного по маминому лицу. Геля вела себя, словно зеркало Полининого состояния, чутко реагируя на все перемены ее настроения. Никита все еще иногда заходил к ним, правда все реже и реже, и, как ни странно, Геля принимала его очень хорошо, несмотря на всякое отсутствие внимание с его стороны. Гены, думала в такие моменты Полина. Он неизменно приносил какую-нибудь игрушку для Ангелины, но никогда не делал даже и попыток взять ее на руки, повозится с ней, пообщаться. Его визиты были похожи больше на деловые, он использовал это время для решения дел с Полиной. Никита и не думал отрицать наличие другой женщины в его жизни и факт, что появилась она уже давно, нисколько не смущал его.