«Как я это понимаю»

Насколько мы были правы, не желая обсуждать самого вопроса о вотуме доверия, показало знаменитое заседание, которое мы называли изречением: «Как я это понимаю». В господине Михаэлисе не было ничего от дипломата, но зато было достаточно той бесчестности, которая пропитывала у нас всю политическую жизнь и парализовала все начинания. Несмотря на все препятствия и трудности, резолюция была не рождена мертвой, а убита бессовестной игрой тех, кто должен был бы, опираясь на нее, вести всю свою политику.

Ответ папе

Продолжение политики полумер

В связи с резолюцией о мире я хочу привести для мировой истории еще один пример того, как в нашей военной политике одна полумера отменяла и лишала силы другую. Речь идет о мирном выступлении папы, которое повело к бесконечным разногласиям, а позднее и к сенсационным прениям в Национальном собрании. Ясно было, что после вспышки, какой явилась резолюция, установилось тяжелое настроение. Кто только имел глаза и уши, видел и слышал угрозу конца. Пусть не все сознавались, каждый готов был ухватиться за соломинку. Конец! Конец! Ради Бога, пусть наступит конец, так скоро, как возможно, и настолько благоприятный, насколько это достижимо. Может быть, еще удастся выйти целыми, может быть, еще можно избегнуть крушения, приближение которого, со всеми его страшными последствиями, я вижу уже давно. Теперь выступил папа — ему надо ответить. Пусть теперь оправдает себя комиссия семи — это новое завоевание парламентаризма. Таково было настроение в августе 1917 года. О решающем заседании я записал следующее:

28 августа 1917 года. Комиссия созвана на первое заседание у канцлера. Кроме канцлера, статс-секретаря фон Кюльмана и нескольких членов бундесрата, присутствуют следующие депутаты: Штреземан, фон Вестарп, Вимер, Эрцбергер, Ференбах, Эберт и я. Тотчас же берет слово фон Кюльман: «Германское правительство дало папе предварительный ответ в том смысле, что нота будет рассмотрена по существу, после чего будет дан окончательный ответ, так как есть время обдумать этот ответ. Кроме того, есть слухи, что и английский король ответил папе в том же смысле. То же сказал будто бы и бельгийский король. В ответе очень существенны единение и решимость центральных держав. Если все четыре державы ответят одинаково, то это уже будет большим дипломатическим успехом. Если будет возможно, то Германия ответит после Антанты, это выгодно с различных точек зрения. Либо Антанта должна будет стать на почву папской ноты, либо она возьмет на себя перед всем миром ответственность за продолжение войны… Как кажется, Англия не относится несимпатично к предложениям папы. Франция тоже взыграла, но она целиком зависит от Англии. Италии нота также не может быть несимпатична».

В последовавшем обмене мнениями первым оратором был я. Я подчеркнул, что в ответе желательно выдвинуть на первое место идеальные точки зрения: обеспечение мира, третейские суды и т. д. Все эти вопросы мы, в противоположность Антанте, считали второстепенными. Нота должна быть радостно приветствована в ответе и рассматриваться как хорошая основа для предполагаемых переговоров. Особый пункт должен быть посвящен Бельгии. Германия должна без обиняков сказать, что она очищает Бельгию.

В том же смысле говорил Вимер, который желал включения в ответ пункта о свободе морей. Вестарп желает, чтобы первая очередь была за Антантой — мы должны сохранять спокойствие нервов. Он сторонник идеальных точек зрения, но хочет избежать положительных выводов, которые могли бы быть вредны нам в будущем. Поэтому: только общие точки зрения и ничего о Бельгии. Ясно, что Бельгия должна стать зависимой либо от нас, либо от Англии. Штреземан: «Только общие точки зрения. Но если будет говориться о Бельгии, то надо сказать и о Фландрии для того, чтобы Валлоны не угнетали население». Эрцбергер: «Ответ должен быть дан в самых общих чертах».

Интермеццо: обмолвка Шпана

Воспроизвожу из своих записок еще следующую замечательную сцену. Фон Вестарп повторил свою речь и подчеркнул, что он, во всяком случае, желал бы поставить Бельгию в зависимость от Германии. Он остается на точке зрения, которую депутат Шпан защищал в рейхстаге… Эрцбергер: «Фон Вестарп сослался на заявление Шпана в рейхстаге. Шпан, однако, просто оговорился, он должен был сказать: Бельгия не должна попасть в руки наших врагов ни экономически, ни политически, ни в военном отношении. Вместо этого он сказал: Бельгия экономически, политически и в военном отношении должна попасть в наши руки. Следующий оратор, социал-демократ, тотчас же воспроизвел это заявление, из-за этого стало невозможно исправление слов Шпана в стенограмме».

Никто не возразил против разделения Эрцбергера.

Канцлер резюмировал результаты обмена мнениями и назначил следующее заседание для обсуждения предполагаемого окончательного ответа.

Когда в Национальном собрании происходили упомянутые выше прения, я 2 августа 1919 года напечатал в «Форвертсе» настоящее извлечение из моего дневника. Вслед за этим я получил замечательное письмо от известного лидера центра, доктора Шпана, потом министра юстиции.

«Ваше превосходительство.

Согласно „Форвертсу“ от 2-го числа текущего месяца, в Ваших записках значится сообщение Эрцбергера о том, что я оговорился относительно Бельгии: я должен был будто бы сказать, что Бельгия не должна попасть в руки наших противников. Это сообщение неверно. Фракция приняла мою формулу, которую я изложил, однако, в смягченной форме, представив ее в качестве вывода Бетман-Гольвега из его заявления о том, что Бельгия не может служить аванпостом для наших врагов. Я говорил об этом на 17-м заседании Национального собрания.

Посетив меня в министерстве юстиции, один из членов фракции рассказал мне о том, что Эрцбергер говорил во фракции об обмолвке, но он, рассказывавший, опираясь на свои стенографические записи, оказался в состоянии должным образом осведомить Эрцбергера.

Прошу Вас в случае повторного опубликования заметок снабдить их соответствующей поправкой.

С совершенным уважением (подпись)».

Я думаю, что, воспроизводя дословно это письмо, я лучше всего исполняю желание господина депутата Шпана. В моих сообщениях тоже исправлять нечего, ибо Эрцбергер сделал указанное выше заявление не только в комиссии и, как явствует из письма Шпана, в заседании фракции центра, но, между прочим, и в заседании междуфракционной комиссии. Все эти факты очень важны для позиции центра во время войны.

На красном диване

Вернемся к папской ноте. Комиссия еще не знала результатов своей работы, то есть текста нашего ответа, когда статс-секретарь Кюльман пригласил меня к себе. Излагаю кратко наш разговор. Кюльман: «Наш разговор совершенно конфиденциален. Поскольку речь идет об общих точках зрения, ответ на папскую ноту будет составлен совершенно в