Кажется, люди, собравшиеся сейчас под окном, договорились до того, чтобы пойти спать. Самое время. Снова раздался звук открываемой входной двери. Наталья, Глафира, Таисия, Ермолаев и Елка расходились по своим комнатам, не подозревая, что в кухне у окна стоят, обнявшись, Павел и Марианна. Интересно, что они все-таки обсуждали с таким жаром, но не настолько, чтобы размыкать уютное кольцо мужниных рук.

– Просто удивительно, какая насыщенная в усадьбе ночная жизнь, – с коротким смешком сказал Павел и поцеловал Марианну в макушку. – И наша дочь находится в самом эпицентре событий. Не то что мы с тобой.

– Стара я уже для насыщенной ночной жизни, – со вздохом призналась Марианна. – Предпочитаю тихо-мирно проводить ночи в постели рядом с любимым мужем.

– Тогда пошли спать, – согласился тот.

Выйдя из кухни, они прошли по коридору и затворили изнутри дверь спальни, не заметив человека, стоявшего в тени лестницы и внимательно смотревшего им в спины.

Глеб

В поместье творилась какая-то чертовщина. Глеб был далек от мысли, что кто-то из его обитателей хотел убить писательницу Северцеву. Кому она нужна-то? Но свалившийся с крыши чугунный шар, один из украшавших готические башенки, черт бы их подрал, не мог быть случайностью. Или все-таки мог?

Если это случайность, то сколько еще опасных строительных недоделок может крыться в этом тихом и спокойном на вид месте? Если не случайность, то хотят убить, покалечить или напугать? И главное – кого? В кого метил неведомый злодей? В Тайку? Но зачем? Врагов у девчонки нет. Не считать же таковым оставшегося в Москве незадавшегося бойфренда. Или все-таки есть, потому что, хочет он того или нет, а его девочка выросла и работает во вполне себе серьезной компании. Ему ли не знать, насколько жестоким может быть мир крупного бизнеса.

Или все-таки это послание ему, Глебу Ермолаеву, серьезное предупреждение, которое он должен понять и расшифровать правильно? До того, как с Тайкой случилось непоправимое. Последнее было трудно, потому что никаких серьезных проектов, способных вызвать в душе конкурентов подобные страсти, у него сейчас и в помине не было. Или все-таки шандарахнуть по голове хотели именно писательницу?

Ответов ни на один из вопросов, роящихся в голове, у Глеба не было тоже, а потому он предпочел поступить так, как делал всегда, когда ему было что-то непонятно. Лег спать. Баба Дуся всегда говорила, что утро вечера мудренее. И с годами Ермолаев возвел эту народную поговорку в абсолют.

Несмотря на ночной переполох, проснулся он, как обычно, в шесть утра. Дома он всегда начинал день с тренажеров, установленных в специально оборудованной для этого комнате. Но здесь тренажеров не было, поэтому Глеб решил для начала искупаться. Выйдя из отведенной ему спальни, он притормозил у соседней двери, чтобы прислушаться, что происходит у Тайки в комнате. Там было тихо. Неудивительно. Его дочь совершенно точно еще спала. Он тихо нажал на ручку двери. Заперто. Молодец, послушная девочка.

Лестница перед ним уходила вниз, к выходу из дома, к утренней прохладе озера, и вверх – на мансардный этаж и чердак. Немного подумав, Глеб решил, что озеро никуда не денется, а вот замаскировать свой интерес к крыше, когда встанут все домочадцы, будет довольно сложно. Перекинув через плечо прихваченное с собой полотенце, он поднялся на мансарду, в которой, как накануне рассказывала Инесса Леонардовна, должен будет разместиться зимний сад. Сейчас огромное пространство было совершенно пустынно. Его шаги отдавались эхом. Выйдя обратно на лестницу, он поднялся еще на два пролета вверх, толкнул металлическую дверь, ведущую на чердак.

Здесь тоже было единое пространство, не разделенное на отдельные помещения. Над центральной частью дома оно располагалось на уровне третьего этажа, а для того, чтобы очутиться в частях над двухэтажными западным и восточным крылом, нужно спуститься по деревянным лестницам.

Здесь было тихо и пустынно. Лишь слегка шумел мотор установленного в углу большого кондиционера, работающего на западное крыло. Урчал он чуть слышно, видимо, оттого, что большинство гостей предпочитало ему открытые окна. Справа, в углу восточного крыла кондиционер обнаружился тоже. Но он не работал. Точно, там пока ночует одна Глафира Северцева, которая его не включала.

Еще на чердаке стояли старинные сундуки в количестве девяти штук. Все они были довольно объемные, оббитые по углам кованым железом, с тяжелыми крышками, запертыми на амбарные замки. Глеб попробовал подергать несколько – заперто. В сундуках Резанова, видимо, хранила что-то ненужное в повседневной жизни, но проходящее по разряду «жалко выбросить». Интересно, есть там что-нибудь ценное или нет?

Дурацкая мысль всплыла в голове, и Глеб неожиданно рассердился на себя за полную ее неуместность. Он же не вор-домушник, изучающий, чем поживиться. Нет ему до резановских ценностей никакого дела. Антикварную мебель, стоящую в столовой и в спальнях, он, впрочем, уже успел оценить, хотя особым знатоком себя не считал. Инесса Леонардовна была богата, гораздо богаче, чем он полагал изначально, и с этим стоило считаться. Его предложение по покупке леса на корню, которое казалось ему крайне выгодным, вполне могло ее не заинтересовать, потому что в деньгах Резанова не нуждалась.

Он прошелся по всему чердаку, стараясь ступать неслышно, чтобы не привлекать внимания спящих этажом ниже. Испугаются еще, чего доброго, прибегут проверять, кто тут топает, выйдет сплошной конфуз и неловкость. Конфузов Ермолаев стремился избегать.

В западной части чердака еще стояли какие-то старинные предметы крестьянского быта, среди которых Глеб опознал прялку, маслобойку и даже ткацкий станок. В восточном крыле лежали какие-то панели и доски, видимо оставшиеся от не закончившегося ремонта, а также большой и очень качественный набор инструментов, но в целом здесь было много пространства и воздуха, а вот свалки, характерной для большинства деревенских чердаков, не наблюдалось вовсе. Оно и понятно, дом только после ремонта, причем не до конца завершенного.

Глеб обратил внимание, что на чердак выходят воздуховоды, ведущие из комнат. Система вентиляции здесь была обустроена самым тщательным образом, нужно было отдать дань архитектору. Он поставил в голове галочку – спросить, кто именно делал проект реконструкции. Хороших специалистов своего дела Ермолаев ценил и собирал по всей округе, внося в отдельную записную книжку.

У одного из воздуховодов, которые он внимательно осматривал, что-то лежало. Глеб нагнулся, чтобы рассмотреть получше, взял небольшой предмет в руки и присвистнул. Это была небольшая портативная колонка с дистанционным управлением, положенная так, чтобы звук по воздуховоду распространялся по дому. Так вот откуда звучал скрипичный «Реквием по мечте».

Получается, что включить его мог любой желающий, в том числе из сидящих за столом в гостиной. Для этого нужно было всего лишь нажать на кнопку на телефоне, часах или специальном пульте, легко умещающемся в кармане и ладони. Глеб прикрыл глаза, чтобы воссоздать картинку того момента, когда заиграла музыка. Что ж, уверен он мог быть только в том, что не включал эту чертову штуку лично. И да, Тайка тоже не включала, потому что, услышав музыку, отложила нож и вилку. Заняты у его дочери были руки, ни на какую кнопку она нажать не могла. А все остальные?

Инесса Леонардовна, услышав музыку, уронила бокал, который в тот момент держала в руке. Вторая рука у нее была свободна. Павел Резанов и его жена внимательно смотрели на свою дочь, которая в тот момент вещала какие-то глупости про привидения. И дались они ей! Могли они в этот момент тайно нажать на кнопку, отправляя мелодию на колонку? Легко, причем все трое.

Наталья и Глафира сидели напротив него, Глеба, обе с довольно напряженными лицами. С одной все понятно. Ей изменяет муж, и она по этой причине сильно расстраивается, вместо того чтобы выгнать этого негодяя к чертовой бабушке. А вторая? Она отчего кинулась бить хрусталь при виде резановской племянницы? Или это она и есть та самая любовница Натальиного мужа, и соперницы, сами того не желая, встретились за одним столом? Кстати, похоже на правду, и в этой ситуации «Реквием по мечте» могла включить любая из них.

Или не могла? Пронести и спрятать колонку на чердаке нужно было до ужина, а судя по реакции обеих