— Нет. — Она закрутила тушь для ресниц и тоже стала одеваться. — Может, подвезешь меня до рынка? А то я уже сто лет в нашей машине не сидела. — Клава сделала особое ударение на «нашей».

— Не могу. Я опаздываю. Раньше надо было сказать.

Дети еще спали. Сегодня выходной — пусть понежатся.

— К ужину ждать? — безо всякой надежды спросила Клава, когда он открыл дверь.

— Да… Э… Нет. Не знаю. Оставь на плите, — пробормотал он невнятно и убежал.

Клава сама себе удивлялась. Другая бы на ее месте давно уже закатила скандал и устроила бы этому кобелю такое, что он на других баб только с испугом бы смотрел. А она терпела. Копила в себе обиду и терпела. Ей даже иногда самой становилось интересно, на сколько этого терпения хватит.

— Ма, ты куда? — позевывая выглянул из своей комнаты Макс.

— На рынок. А ты что так рано?

— Ма, Витька у нас останется?

— А ты бы хотел?

— Ма, дай я тебя поцелую! — распахнул объятья сын.

— Нечего-нечего, уже взрослый парень, а все к мамке целоваться… — Она застегнула пальто и сунула ногу в сапог. — Что такое?

В сапоге что-то было. Клава сняла его и вытряхнула. На пол со звоном упали ключи. От машины.

— Батя потерял. — Макс нырнул в ванную.

— Ага, есть справедливость на свете! — засмеялась Клавдия и быстро сунула ключи в карман. Видно, муж выронил их, когда обувался. Сейчас вернется.

Закрыв дверь на ключ, Клава побежала вниз по пожарной лестнице, чтоб не столкнуться с Федором у лифта…

…Он вышел из подъезда минут через пятнадцать после Клавдии. Злой был, как собака. Пнул «Москвич» ногой и заспешил к метро.

Клава чувствовала себя так, будто что-то ворует. От стыда готова была провалиться сквозь землю. Но остановиться не могла.

Он проехал до «Тверской», там перешел на «Пушкинскую» и поднялся по эскалатору.

Клава сама не знала, зачем она делает это. Просто вдруг очень захотелось посмотреть. Посмотрит и сразу уйдет.

Как уже достала ее вся эта неизвестность, вся эта тягучая молчанка. Клавдия чувствовала, что теряет самое себя. Становится дерганой, мрачной, обреченной. Так больше продолжаться не могло. Клавдия, может, потому и стала следователем, что во всем ценила превыше всего ясность. И часто эта ясность оказывалась вовсе не страшной. Клавдия надеялась, что и сейчас будет то же самое. Вдруг все окажется совсем не так, как она себе представляет? Ведь может же быть такое. Ну ведь может быть!

…Женщина ждала его на бульваре. Сидела на скамейке и аккуратно ела шоколадку.

— Привет. — Федор присел рядом и чмокнул ее в щечку. — Прости, я опоздал маленько. Ключи от машины куда-то засунул.

— Ничего. — Она нежно улыбнулась, завернула шоколадку в фольгу, расстегнула сумочку, положила шоколадку туда, застегнула сумочку, достала из кармана шубки носовой платочек, развернула, вытерла краешки губ, опять свернула, опять спрятала, и только потом, после всех этих манипуляций, повернулась к Федору и нежно поцеловала его в губы. — Ну здравствуй, милый.

— Здравствуй. — Лицо его расплылось в довольной улыбке. — Куда сегодня пойдем?

Они сидели среди людской толчеи, и до всех им не было никакого дела. Клавдия даже восхитилась. Так романтично…

— Ко мне пойдем, конечно. — Женщина нежно притянула Федора к себе за рукав. — Твоя благоверная ничего не пронюхала, а?..

Они поцеловались. Но нить разговора не потеряли.

— Моя благоверная совсем уже… — начал было Федор после поцелуя.

— Его благоверная — это я, — сказала Клавдия. — Здравствуйте.

От неожиданности женщина аж вскрикнула и вскочила на ноги, словно скамейка вдруг раскалилась добела.

А Федор так широко раскрыл рот, что стало видно отсутствие нескольких коренных зубов.

— Вы позволите?

Клава вежливо улыбнулась и присела на скамейку, рядом с мужем. Присела и стала разглядывать женщину бесцеремонно, но доброжелательно. Женщина глаз поднять не смела.

Неловкая пауза затянулась, но Клавдия наслаждалась этой неловкостью. Понимала, что в наиболее неловком положении сейчас она сама, но что-то безоглядное несло ее.

— Ну что ж ты, Федя, представь нас, — улыбнулась она как ни в чем не бывало. — Какой ты, право, неловкий.

— Я… Ты… Жанна, это Клава, моя жена, — пробормотал Федор, одновременно и краснея, и бледнея. — Клава, это Жанна, моя… заказчица.

— Очень приятно, Жанна! — Клава протянула открытую ладонь для рукопожатия. — Ну что, будем знакомы?

Жанна не шевельнулась. Только глаза ее бегали обезумевшим маятником, а ноздри нервно подрагивали.

— Ну успокойтесь, Жанночка! — Клава даже засмеялась. — Я не собираюсь вцепляться вам в волосы или устраивать истерику. Мы ведь современные люди, правда?.. Да вы садитесь, не стойте.

Жанна аккуратно присела на самый краешек скамьи, в любой момент готовая вскочить и броситься наутек.

— Федя не сказал вашего отчества, так что я уж вас Жанной звать буду…

— Да-да! — только сейчас подала голос женщина.

— Ну и отлично. Значит, так, трое современных людей могут спокойно обо всем договориться. Ну в самом деле, не устраивать же нам скандалы с битьем посуды и уничтожением мебели. Суда, я так понимаю, вы тоже не хотите?

— Ты имеешь в виду… — опешил от такого поворота Федор.

— Я имею в виду, что отпускаю тебя к этой женщине, — как можно великодушнее сказала Клавдия.

Теперь и Федор и Жанна оба раскрыли рты.

— Я, собственно, вот по какому поводу пришла, — Клава теперь обращалась к Жанне, Федора словно и не замечая. — Вы, наверное, в курсе, что за профессия у меня?

— Да, — настороженно сказала женщина.

— И нас, знаете, приучают к дисциплине. Получил дело, закончил, сдал в полном порядке. Вот я и хочу вам, так сказать, сдать дело. Федор ведь человек скромный, жаловаться не станет. А это очень важно. Я бы на вашем месте записывала. — Женщина не шевельнулась.

— Ну, тогда запоминайте. Во-первых, у него, знаете ли, желудок больной. Так что он нуждается в специальной диете. И таблетки должен пить три раза в день. Иначе у него, пардон, понос будет.

Жанна с интересом поглядела на Федора.

— Клава, что ты несешь? — зашипел тот, краснея от стыда и нервно дергая жену за рукав.

— Во-вторых, он храпит по ночам. Очень сильно храпит. Но вы не волнуйтесь. Вы ему просто скажите: на бочок, — он повернется и сразу перестанет. Только непременно сказать надо: на бочок, Федя. Иначе он, — Клавдия снисходительно хмыкнула, — дерется со сна.

— Неправда! — взорвался Федор. — Жанночка, не слушай ее. Я совсем не храплю. И не дерусь!