— Послушайте, мистер Маркус…

Тухлый подумал, что он плохо знает английский язык или изъясняется как-то коряво, если не может донести до собеседника очень простую мысль. Есть два покупателя, один из них дает больше денег и готов заплатить прямо сейчас. Другого покупателя надо ждать до завтра. Вопрос — какого из двух покупателей выбрать — кажется пустым, риторическим.

— Послушайте, мистер Маркус. Я ведь уже сказал, что заплачу больше. Сколько вы хотите сверху назначенной цены?

— Я не хочу сверху ни цента. Я хочу получить ту цену, которую я назвал. А вы получите машину, если Дэвид, который звонил, завтра до полудня не придет за ней.

— Мистер Маркус, послушайте меня внимательно, — Тухлый говорил вежливо, от этой вежливости некоторым людям становилось страшно, а по спине между лопатками пробегал холодок. Но старик оставался равнодушным. — Мне нужна эта машина. Понимаете: она мне нужна. И я готов хорошо заплатить.

Мышцы сами собой напряглись, словно Тухлый собирался выпрыгнуть из своего костюма. На самом деле он просто нервничал из-за стариковского упрямства. Так всегда случалось, когда собеседник оказывался слишком бестолковым или просто прикидывался дураком. От волнения даже стало казаться, будто его слова повторят эхо.

— Хорошо заплачу, — повторил Тухлый.

«Заплачу» повторило эхо.

— Я понял, — ответил старик. — И все-таки вам придется потерпеть до завтра. Позвоните в полдень.

Старик поднялся. Тухлый сделал глоток из стакана, поставил его на столик. Пистолет стоял на боевом взводе. Чтобы сделать выстрел, нужно было только выключить предохранитель. Тухлый встал, сделав пару шагов вслед за хозяином, и остановился. Надо, чтобы старик отступил дальше, иначе брызги крови попадут на летний костюм. Он выхватил пистолет из-под ремня и, не целясь, выстрелил в затылок. Хлопок выстрела был не слишком громкий. Старик ничком упал на пол. В серванте зазвенела посуда.

Сев на прежнее место, Тухлый достал мобильник и набрал номер Сэма. Он сказал в трубку, что переговоры прошли плохо, так плохо, что хуже не бывает. И выдержал выразительную паузу. Тухлый сказал, что сейчас же ему нужны два толковых механика, чтобы разобрать машину. И еще кто-нибудь, в доме надо устроить небольшую уборку. А к утру, когда работа будет кончена, понадобится грузовик с большим прицепом, чтобы перевести разобранную тачку в Нью-Йорк. Сэм задумался, но ненадолго. Он сказал, что механики с инструментом найдется. И фура, пожалуй, тоже.

* * *

Днем город накрыли грозовые тучи, пошел дождь, который, если верить прогнозам, не остановится до завтрашнего утра. Быстро стемнело, фонари наполнили мокрые улицы желто-серым светом. Казалось, что в десять тридцать вечера уже наступила глубокая ночь.

Девяткин подошел к окну, взял бинокль и стал смотреть на окна Анны Гаспарян, бывшей подружки художника Осипова. Если верить слухам, именно из-за нее Осипов, отец Инны, ушел из семьи. Разглядывая лицо и фигуру женщины, Девяткин думал, что на этот раз слухам верить можно. Женщина высокая, стройная, каштановые волосы до плеч, правильные черты лица, большие выразительные глаза. Одетая в шелковый светлый халат, она, как и час назад, сидела с книгой на диване.

Девяткин отступил от окна и протер фланелевой тряпочкой объектив.

— Надо понять, что на уме у нашего художника. О чем он думает, что замышляет? Друзья считали его погибшим, по нашей базе данных он числился пропавшим без вести. А он жив и, кажется, неплохо себя чувствует. Тогда почему Осипов скрывается от друзей и знакомых, почему хочет оставаться пропавшим без вести.

— Ясно: он что-то задумал, — ответил старший лейтенант Саша Лебедев. — Я не понимаю, почему мы, сыщики из убойного отдела, наблюдаем за каким-то художником. И к чему весь этот детский сад: пропавшая девочка и ее непростые отношения с миром взрослых. У нас реальных трупов выше крыши. А мы…

— Отставить разговоры, — Девяткин нахмурился.

Пункт наблюдения за квартирой оборудован почти идеально. Напротив дома Анны Гаспарян, через узкую улицу, стоит десятиэтажное офисное здание. Некоторые помещения здесь пустуют. Узнав, что Осипов объявился в квартире подруги, Девяткин побродил тут, переходя с этажа на этаж, из кабинета в кабинет. И отметил пару офисов, которые подходят для работы лучше других. Один был арендован несколько лет назад иностранными бизнесменами, другой пустовал. От прежних арендаторов тут сохранилась офисная мебель и электрический чайник.

Из полиции связались с хозяином помещения и все устроили буквально за полдня. Установили аппаратуру для наблюдения, прослушивания и записи разговоров, привезли две раскладушки, постельное белье и растворимый кофе. Линейный телефон Анны Гаспарян прослушивали через телефонную станцию, мобильный — через оператора сотовой связи.

В квартиру проникли в то время, когда Гаспарян была на работе. Открыли замки при помощи отмычек. Техник поработал на кухне и обеих комнатах, спальне и гостиной, пристроив закладки в электрических розетках. Но поздно сообразил, что розетка в большой комнате совмещена с такой же розеткой в соседней через стену квартире. Теперь Девяткин слышал все, что происходит не только в жилище Анны Гаспарян, но и у соседей по лестничной площадке. Правда, за происходящим в другой квартире наблюдать нельзя, ее окна выходят во двор.

— Я думаю: просидим тут еще неделю без толку — и шабаш, — сказал Лебедев. — Мы и так тут трое суток потеряли. К Гаспарян он все это время ни разу не приходил, не звонил даже. Возможно, он тут никогда не появится.

— Надо ждать, — ответил Девяткин.

* * *

Лебедев вытянулся на раскладушке, уткнулся в подушку. Девяткин стоял у окна и смотрел на окна Анны Гаспарян. Он подумал, что квартира уютная и обставлена со вкусом, не то что его холостяцкая берлога, куда приличную женщину неудобно пригласить.

Он подошел к магнитофону, щелкнул переключателем и надел наушники, чтобы не беспокоить Лебедева. Теперь он слышал, как в соседней квартире разговаривают две женщины, мать и дочь.

— Света, ты отнесись к нему внимательно, — голос женщины искажали помехи, поэтому он казался низким, дребезжащим. — Ты ведь уж взрослая совсем… Замуж пора…

— Мне он не нравится, — голос Светы, напротив, был высоким.

— Он добрый. Подарки дарит.

— У него лысина. Он старый, мама.

— Пятьдесят три года. Это разве старый?

— Я не хочу его. У него изо рта плохо пахнет. Я не могу с ним.

— Но он же хороший.

* * *

Девяткин снова подошел к окну. На треногах установлен фотоаппарат с мощным объективом. Он приник к объективу камеры. Женщина, поджав ноги, по-прежнему сидит на диване. Раздался телефонный звонок, она протянула руку к тумбочке и сняла трубку.

— Это я, Сергей, — голос Осипова звучал совсем близко, будто он сидел в соседней комнате. — Я скоро буду.