и те же сосиски изо дня в день пытаются разжалобить покупателей своим сиротливым видом.

Я с отвращением наблюдала, как девушка открыла бутылку и начала пить, запрокидывая голову все дальше и дальше. Ее горло сжималось, как у питона, пока она не осушила всю бутылку. Допив, она съела горячий хот-дог в три укуса и бросила мусор на пол, хотя мусорная корзина стояла всего в двух шагах. У края парковки она свернула налево и пошла в ту сторону, откуда я пришла.

– Какого черта, – прошептала я и пошла за ней.

Ее светлые волосы падали до середины спины. На ней были выцветшие джинсы, которые плохо сидели, и светло-голубой кардиган, который я бросила ей у ручья. С такой бледной кожей и волосами она должна была светиться в темноте, как белая собака, но я сразу упустила ее из виду. Свернула наугад и снова ее увидела.

Я шла за ней и то теряла из виду, то снова находила. Окружавшие ее липкие тени словно ласкали ее кожу. Я шла далеко позади, но она ни разу не обернулась и не замедлила шаг. Мы прошли мимо детской площадки, пересекли широкую дорогу, отделявшую кварталы друг от друга, и направились в ту сторону, где жила я. По мере приближения к дому я старалась держаться от нее подальше.

Она свернула на мою улицу. Я затаила дыхание, мысленно повелевая ей: иди, проходи мимо, не сворачивай. Но у нашей подъездной дорожки она остановилась. Замерла, как вкопанная, руки вытянула по бокам и уставилась на мой дом.

Я юркнула в тень у дома Билли. «Возьми трубку, Хэнк, осел ты эдакий», – пробормотала я, прижав телефон к уху, но звонок сразу переключился на голосовую почту. Потом девушка резко дернулась, зашагала по дорожке к дому и обогнула его сбоку.

– Эй! – От страха у меня прорезался голос. Я бросилась через улицу сквозь густой фиалковый воздух. Сбоку от нашего дома густели заросли малины с засохшими от жары ягодами. Я почти ждала увидеть ее запутавшейся в кустах, как сказочный принц, застрявший в зарослях ежевики, но там никого не оказалось.

Позади дома тоже никого не было. Я кралась на цыпочках к забору, во рту пересохло от страха. Прокралась мимо окон кухни; комната за ними была неопределенного цвета озерной воды. Обогнула дом и вернулась на подъездную дорожку, но девушки нигде не было.

Если только… Я вспомнила надкушенное печенье на тарелке, аккуратные следы в форме полумесяца. Если только она не вошла в дом.

Я вошла в прихожую и прислушалась. Тишина показалась приветливой, ощущение, что что-то не так, было отчетливым, как запах. Нет, мне это не чудилось. Я обошла весь первый этаж, затем поднялась наверх. Хэнк лежал в кровати и как ни в чем не бывало похрапывал, подперев подбородок рукой. Моя комната была пуста, ванная тоже. Родительскую спальню я оставила напоследок.

Внутри все было как обычно. Только воздух казался потревоженным и наэлектризованным. Я заглянула в шкаф, в смежную ванную, опустилась на четвереньки и проверила под кроватью. Там оказалась только пыль. Вдруг экран телефона засветился, звонили с незнакомого номера.

Я резко выпрямилась. На пороге никого не было. За окном в противоположном конце комнаты чернело пустое небо. И все равно мне казалось, что незнакомая девушка смотрит на меня, ждет, когда я возьму трубку. Я быстро сбежала по лестнице и вышла на улицу. Ответила после четвертого гудка.

– Алло?

В трубке послышалась долгая тишина и какой-то шум, похожий на прибой или шум трассы. Я вцепилась в телефон с надеждой.

– Мама?

– О боже, нет, – ответил незнакомый голос. – Это Шэрон. Вы оставили мне сообщение.

Глава девятнадцатая

Город

Тогда

Ритуал полагалось провести в полночь. Некоторые магические клише на поверку оказывались полной ерундой, но многие были правдой.

Мы вышли из лавки после одиннадцати. Озеро надуло прохладные голубые губы и разогнало влажную жару. В городе в такой час жизнь еще била ключом, но улицы сонного университетского пригорода давно опустели.

Редкие прохожие с подозрением поглядывали на нас или быстро отводили глаза. Вчетвером мы производили пугающее впечатление – цветы, расцветающие лишь после наступления темноты. Фи, богиня с пухлым сливовым ртом, угловатая Марион, похожая на настоящую ведьму. Шэрон – вылитая девчонка из шайки Мэнсона, и я. Себя со стороны не увидишь, но я представляла, как выглядят мои огненно-рыжие волосы, струящиеся по спине, и воспаленные от бессонницы глаза.

Марион вела нас в самый центр кампуса сквозь тени, отбрасываемые уродливыми цементными зданиями, названными в честь давно почивших ученых мужей. Мы свернули в кривой переулок, залитый оранжевым светом старинных фонарей, и очутились на лужайке, словно сошедшей со страниц волшебной сказки и поросшей пышным зеленым клевером. Вдали высился то ли дом в стиле барокко, то ли порождение горячечного сна сумасшедшего архитектора.

– Это… – заговорила Фи.

Марион встала лицом к библиотеке – Хаулетт-Хаусу, дому оккультиста.

– Нам туда, – сказала она.

– Что? – Я вытаращилась на нее. – Ты ничего не говорила про взлом с проникновением.

– Мы ничего не будем взламывать. Просто войдем.

В стене, обращенной к озеру, имелся маленький проход. Его легко можно было не заметить, но Марион изучила это здание вдоль и поперек. Я никогда раньше не видела такой архитектурной странности: извилистый внутренний коридор, такой узкий, что приходилось идти гуськом. Несколько резких поворотов, и мы очутились в саду, где пахло помидорами, базиликом и мятой, разросшейся повсюду, как сорняк. В лунном свете ее листья казались серыми. Днем, на солнце, садик наверняка напоминал заросший двор средневекового монастыря. Жирные пчелы, ароматные сладкие травы, цветы, клонящие к земле свои тяжелые головки. Фи ласково провела рукой по кустику полыни, высвобождая аромат.

Марион ступила на грядку. Между стеной и ревенем в земле имелась металлическая решетка. Она приподняла ее. Это была крысоловка – такие до сих пор ставили в переулках даже в городе. Внутри сидел белый красноглазый кролик и глупо хлопал глазками.

– Только не это, – жалобно проговорила Фи.

Вручив клетку Шэрон, Марион опустилась на четвереньки перед сводчатой деревянной дверцей в старинной каменной стене. Достала из сумки фонарик и проволочную вешалку с магнитом на конце. Под дверью, где дерево рассохлось, имелся зазор. Она направила туда фонарик, подсунула вешалку с магнитом и принялась нащупывать.

– Да! – наконец выпалила она и вытянула ключ.

Шэрон присвистнула.

– Отличная работа, Макгайвер.[12]

Значит, Марион давно это планировала. А нам ничего не говорила. Покусывая ноготь большого пальца, я смотрела, как она открывает дверь и толкает ее бедром, чтобы рассохшееся дерево поддалось. Кажется, она делала это раньше.